Книга Рука - Юз Алешковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приказываю блядям срочно одеться. Отобрал у них паспорта.Велел сесть в «Эмку» и ждать моего возвращения. Живо, говорю, ударницы разврата!
Смылись бабенки.
– В чем дело, товарищ? – спрашивает, приходя всебя, Кудря.
– К стенке! – говорю. – Быстро! .. Встать!
Встают оба лицом к вогнутой стене. Прячу в кобуру одно«несчастье». Свободной рукой загребаю в ладонь, как на вас, рыло и скальпКудре. Первый раз я тогда испробовал эту штуку, вышибающую из тела дух, жизнь иволю. Кудря обмяк, соплю заглотил. Беру в лапу рыло второго гуся… Поворачиваюего… и кровь ударяет мне в голову. Один из понятьевских молодцов!.. Он,гаденыш! Таким же, как сейчас, было его лицо, когда он не спеша целился вмужиков, таким же! Только годы стерли с этого лица зловещее сладострастие иугрюмую, жестокую деловитость, но я возвратил ему его истинное выражение иузнал его! Обрушиваю уже точно зная, как я вскоре поступлю, кулак на потноелысое темя. С копыт!.. Обрушиваю на нешелохнувшегося при падении собутыльника,Кудрю. С копыт! Прячу «несчастье» за пояс. Открываю створы печи крематория. Тамвнутри тьма и свининой жареной пахнет. Остыла уже печь. Скидываю с железныхносилок поросенка, то есть свинью, простите, хряка и разную закусь, кладу наних Кудрю и понятьевского молодца и посылаю носилки по рельсинкам наклоннымпрямо в печь. Закрываю створы. Открываю глазок. Жду, когда падлы прочухаются.Стакан водяры заглотил: так волновался и такое нечеловеческое удовольствие отвпервые совершаемой мести начало потрясать все мое существо. .. Смотри оттуда,Иван Абрамыч, смотри! И ты смотри, бедная моя мать, Мария Сергевна! Смотрите!..
Закусывать не стал. Не из русской печи поросенок… Хорошо, ябуду называть его хряком … Вы – зануда и педант, гражданин Гуров!.. Пожевалпетрушечку. Заглянул в глазок. Зашевелились, поросята! Кудря, кричу, Кудря!Подползи к глазку! Подползает, во рту слюни хлюпают, взвизгивает глухо отужаса. Товарищ, бормочет, товарищ, спасите… Я все, я все… все отдам… товарищ!
Второй тоже подползает и Кудрю от глазка отпихивает по-звериному.Сказать ничего не может. Только воет: ы-ы-ы-ы…
– Кудря, – говорю в глазок, – если бы тебяпредупредили о таком конце перед тем, как вывел ты в расход сотни душ,поизмывался над дворянами петербургскими и крестьянами невинными, стал бы тыубивать, измываться и грабить?
– Нет! .. Нет! .. Нет! Клянусь – нет!.. Товарищ,спасите! .. Я… я… я волю партии исполнял… Спасите! ..
– А ты, гусь, – говорю второму, – помнишьдеревню Одинку и своего командира Понятьева?
– Ды-ы-ы, – стучит зубами, – больше не дыбу, дольшене дуду-ду-ду-ду… больше не дубу…
– Да! Вы больше не будете, – говорю. – Это –приказ Троцкого! Он пришел к власти, когда Сталина загрызла в Варвихе бешенаясобака! Собаке присвоено звание комбрига. Она награждена орденом «Знак почета».
Вот тут они совсем очухались.
– Сво-о-олочь! – заорал Кудря. Второй гусьнабросился на него, молотя головой по его лицу и с бешенством выкрикивая:
– Говорил!.. Говорил! .. Сталин – вша! Троцкий –блядь!.. Все вы… вши! Вши! .. Вши!
Крики их смешались. Я включил первый рубильник, потов второйи стал следить за приборами и градусником, повернув ручку реостата до пределавправо. Наверно они там пока прогревалась и накалялась печь, плясали, извиваясьвзвывая, и копошились, шипя на адском огне. Я туда не заглядывал. Замигалакрасная лампочка Ильича на щитке Я понял, что все кончено. Выключил рубильники.Загляну~ в глазок. В печи никого не было. Только на носилкаь и на плитах печилежали бесформенные кучки темно-серого пепла…
Я сгреб пепел совком с длинной ручкой, пересыпал в бутылкуиз-под шампанского, собрал вещи кремированных хряка оставил валяться на полу вполном одиночестве и выше из жуткого подвала, где вогнутая стена приводила меняв ужасное уныние, а выгнутая просто сводила с ума.
Блядей этой же ночью выслали в Казахстан. Директоркрематория сняли с работы и назначили каким-то красньи крестом в красныйполумесяц…
– Иосиф Виссарионович! – докладываю. – Вашеприказание выполнено. Кудри больше не существует в природе!
– То есть как это?.. Где он, если не в природе?
– Вот! – показываю Сталину бутылку из-подшампанского и высыпаю на ладонь немного теплого еще пепла. – Это –Илларион Матвеевич Кудря с точки зрения материализма.
– Ты превзошел мои ожидания, Рука… Как странно. БылКудря и нет Кудри… Только горстка пепла… Кучка праха… Пожалуй, надо сообщитьсоветскому народу об открытии мною четвертого состояния вещества, следующего загазообразным, жидким и твердым: прахообразного состояния. Мне всегда казалось,что между твердым и газообразным чего-то не хватает. Что ты сказал Кудре?
– Что испепеляю его по вашему приказанию.
Сталин, схватившись за живот, засмеялся веселым, чистым,детским смехом.
– Иди, Рука. Я же займусь четвертой главой историиВКП(б). Я хочу, чтобы людей тошнило при чтении от идей Маркса-Ленина! Спасибо!Продолжай стажироваться! Прах развей, согласно традиции, по ветру…
Заснул я под утро и опять приснился мне отец Иван Абрамыч.
Он молил меня на черной площади мертвого города оставитьместь, не губить душу, дабы дать ей возможность свидеться о ними до всеми. Иснова я толкнул отца в грудь, так, что отшатнулся он, и сказал ему меры местимоей за вас, убитых, нет и не будет!.. И горько плакал отец Иван Абрамыч, иутешала его моя мать.
А вам как спалось?.. Паршиво?.. Кто же вам велел не спать, адумать… Моя мысль о том, что Сталин бешено и хитро ненавидел Идею, доныневластвующую над двумястами пятьюдесятью миллионами людей и их вождями,возомнившими себя самостоятельными при разработке внешней и внутренней политикиСССР и его сателлитов, кажется вам совершенно безумной? Мне так не кажется. Ине только физике, в конце концов, двигаться дальше в постижении структурымироздания и вещества с помощью достаточно безумных идей! Не мешало быобществоведам и историкам, хотя бы в порядке эксперимента, попробоватьобьяснить некоторые феномены общественной жизни, оперируя безумными идеями, тоесть идеями совершенно простыми и естественными, которые марксистские,например, идеологи перестали замечать, поскольку мозги их залиты догмами. Аидеи простые и естественные чисто растворены в самом Бытии и для идеологов,отчужденных от Бытия, как бы не существуют, следовательно, и не мыслятся. Атех, кто мыслит иначе и пытается выбраться из гнусного существования в мертвойидее в животворное Бытие, где примером нам служат птицы небесные, а не военныелетчики, слепые писатели, знатные шахтеры и бездуховные цензоры, проститутскаябессовестная пресса называет диссидентами.