Книга Подчинённая. Дилогия - Патрисия Грей

Как у мужчин всё просто… Не хочет ребёнка — делай аборт. И плевать, что я при этом чувствую. А это как будто кипятком в душу плюнуть. И ошпарить её. И оставить ожог.

И как это всё сочетается с нежными смс? С этим страстным сексом? С этой тоской друг по другу?

Любовница.

Такое красивое слово…

И такой вот у него смысл…

Девочка для секса. Для встреч. Богатый мужчина может содержать, одаривать украшениями, цветами заваливать. Но ты для него всё равно — просто игрушка. Девочка для секса. И не более того.

А я думала, он меня тоже любит… Какая же дура…

А он… Он просто обеспечил себе секс на стороне. Снял кольцо, наврал и всё. Другой статус.

А кто меня, меня теперь возьмёт на работу? Когда у меня будет живот выпирать?

И чем мне ребёнка кормить, если не будет работы?

Как жить-то дальше, когда тебе нужна моральная поддержка, а у тебя никого, кроме сестры-подростка, ребёнка ещё по сути, и мамы, которая от тебя отвернулась?

Печатаю и глотаю слёзы. Говорят, ими делу не поможешь. А мне вот плачется. И плевать, если кто зайдёт. Хочу и плачу…

Может и правда — аборт? Сделать, расстаться с Русланом и начать новую жизнь. И забыть это всё. И не думать ни о чём.

А я смогу?

Слёзы капают на лист бумаги с реквизитами. И плевать. Плевать! Всё равно вся эта информация скоро будет в ноуте…

Утром был уютный дом. Предвкушение встречи с любимым мужчиной. Я так соскучилась по нему… Всё думала, как обниму его, повисну на шее… Как мы после работы пойдём в кафе… Или гулять… И танцевать в клуб…

Дотанцевалась.

Впечатление, что воздух не помещается в лёгкие. Трудно вдыхать. И устала я уже плакать… А слёзы льются и льются… И я с ошибкой перепечатала… Надо исправлять. Сгибаюсь на стуле и тихонько, чтобы никто не слышал, поскуливаю, как побитая собака.

Вздрагиваю от внезапного шума. Стремительно выпрямляют, быстро вытираю ладонью слёзы.

— Зайди ко мне в кабинет, — произносит Руслан.

Уходит, оставив незакрытой дверь.

Поднимаюсь с трудом. Шмыгнув носом, иду к нему. Вся сопливая, мне бы высморкаться. Ай, да плевать! Плевать!!!

— Что? — с вызовом в голосе спрашиваю я, войдя.

А голос — премерзкий. Плаксиво-писклявый… Держусь из последних сил, чтобы снова не разрываться в голос. Смотрю на него.

— Присядь.

Заставляю себя подойти. Опускаюсь на стул. Пальцы дрожат. Комкаю край платья, чтобы хоть чем-нибудь занять руки.

— Наташа, — мягко произносит Руслан. — Алла позвонила мне, сказала, что ты написала заявление.

— Да.

— Что ты делаешь, а?

С трудом проглатываю ком в горле.

— Увольняюсь.

— Зачем?

— Не хочу… больше здесь работать.

— Наташ, давай поговорим.

Смотрю на него. Исподлобья, глотая слёзы.

— О чём? О чём мне теперь с тобой говорить?

— Я не могу становиться отцом, Наташ, — вдруг говорит он.

В его взгляде мелькает что-то такое, отчего я замираю. Какая-то боль.

— Что значит — не можешь? — взволнованно спрашиваю я.

— То и значит. Ты точно уверена, что ребёнок от меня?

Его вопрос ввергает меня в шок.

— Ты дурак, что ли, совсем? — забыв про всякую субординацию, спрашиваю я. — Это очень обидно…

— Успокойся, я просто спросил.

— Я ни с кем, кроме тебя не спала! — выкрикиваю я.

Он хмуро смотрит на меня. Играет желваками.

— Громкость понизь, — жёстко произносит он. — И давай заканчивай с истериками.

Слёзы душат. Молчим.

— Я думал, что ты пьёшь таблетки, Наташ. Все, с кем я встречался — так делали. Я не люблю секс в презервативе и вовремя вынимаю…

— Значит вынул поздно.

— Возможно. Иногда трудно сдержаться.

— Ты мог бы обсудить со мной это…

— И ты могла.

Несмотря на то, что это резонно, я вновь задыхаюсь от обиды.

— Я тебе доверяла и поэтому…

Он жестом останавливает меня.

— Давай не будем обмениваться претензиями. Я тебе верю. И предлагаю разумный вариант.

— Так ты не можешь иметь детей или "может быть позже", как ты сказал, когда только узнал? Я перестала тебя понимать, Руслан…

— И могу и не могу. Ты меня выслушать можешь? Без истерик и слёз?

Стараюсь взять себя в руки. Но меня откровенно трясёт.

Руслан встаёт, подходит к кулеру, наливает в пластиковый стаканчик воды и приносит мне.

— Спасибо….

Вода помогает немного успокоиться.

Руслан стоит у окна, оперевшись пятой точкой на подоконник. Руки сложены на груди, взгляд хмурый.

— Могу, — допив, говорю я, и ставлю пустой стаканчик на стол. — Могу выслушать.

Он начинает говорить не сразу. Какое-то время смотрит в стену. Затем переводит взгляд на меня и как-то глухо произносит:

— Ты спрашивала про шрам, Наташ. У меня порок сердца. Страшно становиться отцом, когда ты просыпаешься с мыслью о том, что возможно сегодня твой последний день жизни. Разные врачи дают разные прогнозы. И невозможно становиться отцом, когда ты женат. Тем более на женщине, которая прикована к постели. И которая хотела стать матерью. Да, я признаю, не надевать презерватив с тобой — было безответственно. Но я не думал, что аборт для тебя — такая проблема.

Впечатление, что каждое его слово бьёт мне по голове чем-то тяжёлым…

— Я вообще не сталкивался с такими, как ты. У меня было много женщин, но они не относились к этому так. Они воспринимали аборт иначе. Да, ты — любовница. Но слово "любовница" — от слова любить. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Но это не повод рожать вместе детей. И, насколько я помню, я в тебя не кончал.

— Я тебе не изменяла…

— Я же говорю — я верю. Бывает и так. Уже было. И никаких проблем не было. И я не думал, что ты воспримешь мои слова так болезненно. В клинике, в которую я хочу тебя отвезти — врачи очень высокого класса. Они не навредят. И я понимаю… Теперь понимаю, что после этого — ты от меня уйдёшь. Но оставлять ребёнка нельзя.

— Я сама его воспитаю…

Он качает головой.

— Речь не об этом. Просто нельзя. Рожать его — ещё более безответственно, чем заниматься сексом без презерватива, Наташ.

— О чём ты?

— Он тоже может родиться с пороком сердца. И вероятность этого — высока.