Книга Дикий горный тимьян - Розамунда Пилчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она надела пальто, застегнула его на все пуговицы и поправила лацкан, к которому заранее приколола брошь с дымчатым топазом. Потом взяла вместительную сумочку и надела черные перчатки. В глубине дома послышался телефонный звонок.
Она приостановилась, вспоминая, кто есть в доме и кого нет. Миссис Доббс ушла с малышом на прогулку. Джон был с Дейви. Телефон продолжал звонить, и Эллен, со вздохом отложив сумку и перчатки, пошла отвечать. Из кухни через холл она прошла в библиотеку. Телефон стоял на письменном столе полковника. Эллен подняла трубку.
— Да?
В трубке слышались раздражающие щелчки и потрескивания. Телефон Эллен тоже ненавидела.
— Да?
Теперь в ее голосе слышалось раздражение.
После очередного щелчка раздался мужской голос:
— Это Бенхойл?
— Да, Бенхойл.
— Я хотел бы поговорить с Оливером Доббсом.
— Его нет, — быстро ответила Эллен. Джесс Гатри должна была приехать с минуты на минуту, и она не хотела заставлять ее ждать. Но от звонившего не так-то легко было отделаться.
— Вы не могли бы найти его? Речь идет об очень важном деле.
Слово «важное» заставило ее прислушаться. Она обожала, когда приезжали важные люди и происходили важные события. Это давало пищу для разговоров не только о ценах на баранину и о погоде.
— Мм… Может быть, он в конюшенном доме?
— Вы не могли бы позвать его?
— Это займет некоторое время.
— Я подожду.
— Телефонные разговоры стоят недешево, — коротко заметила ему Эллен. Никакая важность не может оправдать греховную расточительность.
— Что-что? — опешил собеседник. — Да не волнуйтесь об этом. Буду очень благодарен, если вы его найдете. Передайте ему, что звонит его агент.
Эллен вздохнула, смирившись с опозданием на первый псалом.
— Хорошо.
Она опустила на стол трубку и проделала долгий путь через заднюю дверь к конюшенному дому. Когда она открыла заднюю дверь, порыв ветра едва не вырвал дверную ручку у нее из рук. Наклонившись вперед, чтобы противостоять ветру, придерживая рукой свою элегантную шляпку, она прошла по дорожке и открыла входную дверь дома Родди.
— Родди! — Она постаралась крикнуть погромче, и от этого голос сорвался.
Прошло какое-то время, затем наверху послышались шаги, и на лестнице появился мистер Доббс собственной персоной. Прямо каланча, подумала Эллен.
— Его нет, Эллен. Он уехал в Криган за воскресными газетами.
— Вас к телефону, мистер Доббс. Утверждает, что он ваш агент и что это очень важно.
Его глаза засветились.
— Отлично.
Он скатился с лестницы с такой скоростью, что Эллен едва увернулась, иначе он бы сбил ее с ног.
— Спасибо, Эллен — бросил он, проносясь мимо.
— Он ждет на другом конце провода, — крикнула она ему вдогонку. — Бог знает, во сколько это ему обойдется.
Но мистер Доббс был уже так далеко, что не слышал ее ворчания. Эллен скривилась. Ну и люди. Она плотнее надвинула шляпку и поторопилась в меру своих сил за ним. Дойдя до кухни, она увидела в окно ожидающий ее фургон Гатри с Джесс за рулем. Только открыв входную дверь, она вспомнила, что от волнения забыла перчатки.
Оливер говорил с Лондоном по телефону больше получаса. К тому времени, как он снова зашел в конюшенный дом, Родди уже вернулся из Кригана с кипой воскресных газет, уютно устроился в глубоком кожаном кресле у камина и предвкушал встречу с первым стаканчиком джина с тоником.
Он отложил «Обсервер» и взглянул поверх очков на взбежавшего через две ступеньки Оливера.
— Привет. Я думал, все меня бросили.
— Мне пришлось отлучиться к телефону.
Оливер сел в кресло напротив Родди, свесив руки между костлявыми коленями.
Родди окинул его проницательным взглядом, почувствовав в словах Оливера с трудом подавляемое волнение.
— Надеюсь, новости хорошие?
— Очень. Звонил мой агент. Все решено. Новая пьеса после завершения спектаклей в Бристоле пойдет в Лондоне. В том же составе, с тем же продюсером, со всем остальным.
— Отлично. — Родди уронил газету на пол и поднял руку, чтобы снять очки. — Это замечательная новость, дружище.
— Есть еще кое-что хорошенькое, но об этом потом. В том смысле, что еще не все окончательно обговорено и подписано.
— Искренне рад за тебя.
Родди посмотрел на часы.
— Хоть солнце еще не в зените, мы могли бы пропустить за это дело по…
Оливер прервал его.
— Правда, есть одна проблема. Ты не будешь возражать, если Виктория с Томасом останутся у тебя на пару дней? Мне нужно съездить в Лондон. Завтра же. Всего на сутки. Из Инвернесса есть пятичасовой рейс в Лондон. И хорошо бы кто-нибудь подвез меня, чтоб я успел на него.
— Конечно. Можешь оставить их здесь на сколько хочешь. Я отвезу тебя на «эм-джи».
— Всего на два дня. Я вернусь на следующий же день. А потом заберу Викторию с Томом, и мы отправимся на юг.
Мысль об их отъезде расстроила Родди. Ему не хотелось снова оставаться одному, и не только потому, что ему было приятно общество молодой пары, — после отъезда Оливера, Виктории и маленького Томаса он не сможет более закрывать глаза на реальность, у него не будет оправдания. А реальность была неутешительна. Джок скончался. Джон собирается продать Бенхойл. Связи и традиции разорвутся навсегда. Конец прежнему образу жизни.
— Зачем вам уезжать? Вам незачем уезжать, — произнес он с затаенной надеждой оттянуть роковой момент.
— Мы должны уехать, и ты это знаешь. Ты и так был необыкновенно добр и предельно гостеприимен, не можем же мы гостить в твоем доме вечно. В первый день гость золотой, во второй серебряный, а в третий ломаный грош. Мы уже пробыли три дня, так что завтра за нас и гроша ломаного не дашь.
— Я буду скучать по вам. Все будут скучать. Эллен души не чает в Томасе. С вашим отъездом все здесь изменится.
— Останется Джон.
— Джон не останется дольше, чем надо. Он не может. Ему нужно возвращаться в Лондон.
— Виктория сказала, что он собирается продать Бенхойл.
— Неужели он обсуждал это с Викторией? — удивился Родди.
— Так она сказала вчера вечером.
— Да, он действительно хочет его продать. У него нет другого выхода. Честно говоря, я так и думал.
— А что будет с тобой?
— Все зависит от того, кто приобретет Бенхойл. Если это будет богатый американец и азартный спортсмен, возможно, он оставит меня мальчиком на побегушках. Представляю себя отдающим честь и протягивающим руку за щедрыми чаевыми.