Книга Плененные любовью - Элейн Барбьери

Он осторожно выпрямился, пододвинул к кровати кресло и позволил себе наконец отдохнуть. Сон его был чутким, тревожным.

Аманде далеко не сразу удалось открыть глаза. Это оказалось слишком непросто! Почему ее веки такие тяжелые, будто налились свинцом? Она попыталась повернуться, и обнаружила, что руки и ноги тоже стали тяжелыми, какими-то чужими и не желают слушаться. Кое-как ей удалось повернуть голову, чтобы осмотреться, но даже просто сосредоточить взгляд на окружающем она смогла не сразу. Первое, что бросилось в глаза, — рослая, массивная фигура, раскинувшаяся в тесном кресле. Аманда едва улыбнулась уголками губ, разглядывая спящего великана, чьи светлые волосы по-мальчишески ниспадали па лоб, а голова привалилась к плечу. Молодое привлекательное лицо было усталым и тревожным, под глазами темнели круги от бессонных ночей. Обычно гладко выбритый подбородок покрывала щетина. Рубаха молодого человека была измята. Ему явно некогда было следить за собой.

Словно почувствовав на себе ее взгляд, Адам зашевелился и открыл глаза. Усталое лицо просияло при виде ее ясных глаз. Аманда ответила ему улыбкой. В одно мгновение Адам оказался на коленях возле кровати и пощупал ей лоб. Он оказался прохладным, и это окончательно развеяло тревогу, терзавшую Адама на протяжении многих часов. Ласково обняв Аманду, он прижал ее к груди и замер так на несколько долгих блаженных минут.

И хотя больная все еще с трудом разбиралась в происходящем, ее тоже захватила волна покоя, исходившая от сильных, знакомых рук. Она почувствовала жаркое дыхание Адама у себя на щеке, когда он прошептал:

— Аманда, ты была очень больна, но теперь поправляешься. И скоро совсем выздоровеешь.

Аманда, не зная, что сказать, позволила уложить себя обратно на подушку. Ее не покидало странное ощущение — как будто она выбирается из какой-то темной, ужасной пропасти. И почему-то было очень трудно говорить.

Внезапно в памяти возник водоворот событий последних дней, который едва не стоил ей жизни. Слабая рука легла на живот, а с губ слетел тревожный шепот:

— Мой сын. Что с ним? Он здоров?

— Он совершенно здоров, Аманда. И набирается сил гораздо быстрее, чем его мама!

— Пожалуйста, Адам, я так хочу его видеть! Я еще ни разу не видела своего сына! — Измученные синие глаза Аманды наполнились слезами при воспоминании об ужасных обстоятельствах его появления на свет.

— Я сейчас же принесу его тебе, милая. Бетти! — Сияя от счастья, Адам поспешил к двери. Бетти Митчелл склонилась над колыбелью, которая стояла пока в гостиной. Когда она увидела сияющую физиономию Адама, с ее полного лила мигом исчезли тревога и усталость.

— Аманда желает видеть своего сына!

Ни Адам, ни Бетти не взглянули на человека, притихшего в углу гостиной, как можно дальше от ненавистного младенца, лежавшего в колыбели. Он с ревностью следил за действиями счастливых Адама и Бетти, которые понесли Аманде ее ребенка.

Аманда почувствовала, как нетерпеливо колотится у нее сердце. Довольная Бетти положила на кровать маленький белоснежный сверток, и Аманда приподнялась, чтобы впервые взглянуть в лицо своему сыну. Она увидела медно-красную, удивительно мягкую и гладкую кожу, изящный разрез темных глаз и бровей, густые черные волосы и правильные, красивые черты лица — с удивительной точностью повторялся облик его отца. И в сердце Аманды впервые вспыхнул огонь гордости и материнской любви. Внезапно силы совершенно оставили больную, и она устало откинулась на подушку, чтобы уже через секунду опять приподняться и полюбоваться сыном. Адам был рядом — он помог ей усесться и поддерживал так, чтобы она вволю могла насмотреться на чудо, стоившее ей таких мук. Наконец она с гордостью взглянула на Адама и прошептала:

— Он очень красивый, правда, Адам? — И когда увидела его утвердительный кивок, тихо добавила; — Он просто вылитый Чингу.

Она снова обратила взгляд на ребенка, который вдруг улыбнулся и показал всем милую ямочку в уголке рта, а Адам с чувством промолвил:

— Он и твой сын тоже, Аманда. Он похож на отца, но его улыбка точь-в-точь как у тебя. Да, таким сыном можно гордиться.

Аманда посмотрела на него с благодарностью и тут же заснула.

На следующий день было решено, что мальчика назовут Джонатаном — в честь деда. Аманда стала набираться сил с каждым новым днем. Уже через неделю, к ее великой радости, доктор, хотя и не разрешил еще подниматься с постели, дал позволение кормить малыша. Дрожащими от нетерпения руками она забрала у Бетти орущего младенца и поднесла его к груди. Малыш тут же громко и жадно зачмокал. Аманда не смогла удержаться от смеха, глядя, какое комичное выражение блаженства появилось на маленьком личике, когда животик Джонатана начал наполняться. Ощущения ее были столь сильны, что у нее перехватило дыхание, а перед глазами промелькнуло лицо Чингу. И она едва слышно прошептала, низко склонившись над ребенком:

— Да, мой маленький, твой папа погиб, но память о нем навсегда останется жить в моем сердце. И хотя ты уже никогда не увидишь его, ты будешь знать его и помнить и научишься любить его и гордиться так же, как и я, тем, что Чингу был твоим отцом.

Адам незаметно встал в открытых дверях и смотрел, как трогательно беседует со своим новорожденным сыном юная белокурая красавица, ставшая отныне центром его вселенной. Невольно его кольнула ревность и зависть от того, что он не включен в этот круг заботы и любви. И словно в ответ на подслушанные мысли в уши проник жестокий, язвительный шепот:

— Что, Адам, ты уже успел вообразить, будто завоевал ее любовь? АН нет, посмотри-ка, кого она любит по-настоящему!

В голосе Роберта звучали злоба и ревность, которые он питал к человеку, занявшему его место возле Аманды.

— Она по уши втюрилась в своего дикаря, И больше ей никто не нужен. Ты такой же неудачник, как я, и такой же простофиля.

Роберт резко повернулся и выскочил вон, предоставив Адаму осмысливать его горькие слова.

Один золотистый летний день сменялся другим. Обретенное счастье материнства помогало Аманде поразительно быстро восстанавливать здоровье. Даже доктор Картрайт наконец счел ее состояние настолько удовлетворительным, что позволил небольшие прогулки, предварительно предупредив об опасности излишней нагрузки, излишней жары, излишних переживаний — ну и все в таком духе. Его по-отцовски трогательная забота ясно читалась на добродушном лице. Аманда, повинуясь внезапному порыву, звонко чмокнула его в щеку и с забавной торжественностью пообещала:

— Даю вам слово, сэр, что буду следить за собой!

Со смущенной, нетерпеливой улыбкой она положила трепетную руку на галантно подставленный Адамом локоть и вышла наружу. С замирающим сердцем она сделала первые неспешные шаги по крепостному двору, впервые набравшись отваги выйти из того мирка, где преданные друзья не оставляли ее в самые тяжелые минуты. Хотя все старательно избегали бесед на эту тему, Аманда не могла не обратить внимания на то, что ни один человек не пришел поздравить ее с новорожденным — необычное, пугающее равнодушие, грозный признак грядущего противостояния со всем остальным миром за стенами ее комнаты.