Книга Кризис самоопределения - Бен Элтон

Тем временем единственной процветающей отраслью и сферой найма оставалось распространение наркотиков и связанные с ними ремесла секса и насилия. Власть отморозков несла поровну бед и членам группировок, и тем, кто вне их.

Немногие сотрудники полиции вообще дерзали углубляться в высотку Барбары Касл[102] дальше входа, но констебль Сэлли Клегг на сотрудника полиции не очень походила. Поднимаясь по лестнице на восьмой этаж – лифт работал, но Сэлли не улыбалось очутиться в замкнутом пространстве, – она размышляла, безопаснее бы она себя чувствовала в полицейской форме или нет.

Клегг замещала Мэтлока. Он категорически отказался отвлекаться от расследования одного нераскрытого убийства, чтобы “пообщаться”, как выразилась Дженин из пресс-отдела, с матерью жертвы совершенно другого нераскрытого убийства. Но #ЖертвыВсеБелые отказывался убираться с глаз долой, и Дженин настаивала, чтобы кто-нибудь, официально связанный с расследованием по Сэмми, навестил главную уцелевшую потерпевшую в деле Латифы. Мысль сводилась к тому, чтобы убедить ее, будто полиция Метрополии относится к убийству черной цис-женщины так же серьезно, как к убийству белой транс-.

Клегг застала Винни среди фотографий, в гуще воспоминаний. Квартира оказалась уютной. От контрастных барабанов и басов, хипов и хопов, доносившихся из окрестных квартир, постоянно гудели стены, но у Винни был приют покоя. Телевизор работал, но с выключенным звуком.

– Он мне за компанию, – пояснила Винни. – Мужа не стало, оба сына заглядывают только иногда. Латифа приходила каждый день. Последнее время жила со мной постоянно, оттого ее и убили. Милая хорошенькая девушка: такая, как она, – всегда мишень. Мы просили вас, чтоб сюда ходило больше полицейских. Мы просили вас, чтобы отморозки прекратили тут ошиваться и нас пугать. Но вы палец о палец не ударили. И вот кто-то из них убил мою девочку.

Клегг оставалось только вперяться в предложенную ей чашку мятного чая и бормотать что-то про недостаток кадров.

– Не такой уж и недостаток, раз старшему инспектору хватает времени вылезать в телевизор каждые пять минут и говорить, что какая-то белая женщина – герой, потому что, судя по всему, до этого была мужчиной.

Возразить Клегг было мало что – она лишь уверяла Винни, что полиция действительно считает, будто черные смерти по важности равны белым. Винни ей явно не верила. В глубине души Клегг даже, кажется, не верила в это сама.

Но проговорили они минут сорок или дольше. Винни, очевидно, было очень-очень одиноко, и она порадовалась обществу Клегг, хотя причина их встречи и лишала ее равновесия. Клегг же с радостью уделила этой беседе время. Как представительница сил, которым не удалось добиться справедливого суда в деле дочки Винни, Клегг, несомненно, была перед Винни в долгу. Они поговорили о Латифе и о возможном будущем высотки Барбары Касл. И станет ли жизнь лучше или хуже, если Англия выйдет из Королевства. Винни сказала, что, как ей кажется, хуже уже некуда, но, вероятно, и лучше не будет.

– Я собиралась голосовать за то, чтоб остаться, – сказала она. – Только потому, что Королевство – страна, в которую я приехала еще крошкой, и другой никакой не знаю. Но теперь буду голосовать за выход.

– А почему вы передумали? – спросила Клегг. Она просто поддерживала беседу, но тут, честно говоря, заинтересовалась.

– Потому что им было дело до моей Латифы, – ответила Винни. – Они по всему Фейсбуку ее имя растащили в рекламе, стали спрашивать, почему все думают, будто Латифа ничего не значит. Они хештег запустили, ЯЭтоЛатифа. И много народу начало говорить об этом, и мне полегчало, что кто-то помнит.

– Ух ты, – промолвила Клегг. – А я-то думала, что это вы тот хештег ввели.

– Ага. Все так думали, но я ж ничего в этих хештегах не смыслю. Латифа-то говорила, что смартфон мне без толку, потому что я по нему только болтаю. Но когда они тот хештег сделали, я в Твиттере разобралась как следует, а там столько любви к моей девочке.

38. Феникс восстает

Хейли и Годни Рифмас устроили себе заслуженный завтрак в постели. Первую серию поспешно перевоплощенного “Острова радуги” показали по телевидению накануне вечером – похоже, ко всеобщему одобрению. Отказ от “бинарной одержимости”, многие годы тормозившей эволюцию романтических реалити-шоу, наконец пережил масштабный культурный прорыв, которого так давно ждали, вследствие чего звезда Хейли восставала вновь.

Вот она, женщина, сделавшая “работу над ошибками” прошлого сезона относительно действий по согласию, вдумчиво “прислушалась и вникла” – и вернулась в блеске доблесть-провозглашающей славы и с призывом проснуться, обращенным ко всей стране. Могучее, беспрецедентное усилие – целиком подобрать заново племя острова всего за неделю, но оно того, несомненно, стоило.

– Лучший запуск сезона за многие годы, – проговорила Хейли, уютно устраиваясь рядом с Годни под одеялом и утыкаясь носом ему в плечо.

Батюшки, до чего ж оно приятное – двадцатилетнее тело. Хейли решила не слишком задумываться, что€ Годни, вероятно, думает о сорокашестилетних телах. Трахать такое тело он, во всяком случае, был вполне счастлив.

– Легко, – согласился Годни, потягивая кофе и чиркая большим пальцем по своему телефону.

Хейли попыталась не обращать на это внимания. Она понимала, что происходит из поколения, в котором за телефон сразу после секса не хватаются. В ее время концовка подразумевала сигарету и всамделишный разговор друг с другом. Впрочем, она смирилась с тем, что времена поменялись и, уж раз ей хочется любовника вполовину моложе себя, он много времени будет глазеть в свой телефон.

– Конечно, предстоит разобраться в некотором смысле, куда развивать программу дальше, – сказала Хейли.

– Чё-чё?

Теперь Годни втянулся в какую-то игру в телефоне, и вот это уже слегка раздражало.

– Ты не мог бы на минутку отложить телефон, Годни?

– Ага. Легко, – пробормотал он.

– Нет. В смысле – прям сейчас.

Слегка вздохнув, Годни погасил телефон.

– Ага? Чё?

– Я про нашу программу. Что дальше будем с ней делать? По формату.

– Не догоняю, подруга. Оно какое есть и идет как идет, не?

– М-м. Ну да. Но это все же романтическая программа. В ней вся соль в том, кто кого клеит и кто кого бросает.

– Ага?

– Что при исключительно бинарных гетеросексуальных островитянах предоставляло обширное пространство для маневра.

– Ага?

– Вот я и думаю: мы теперь поддержали радугу разных гендерных самоопределений и сексуальностей, и как оно в таком случае сработает, если никто никому в итоге не понравится?