Книга Наложница для нетерпеливого дракона - Константин Фрес

— Он не дракон, — ответил Эрик. — От него не пахнет нашей кровью. А оборотнями всех мастей земля полна. Кому нужна человеческая самка, если только ты не влюблен в нее?

Быстрый плеск крыльев привлек внимание обоих, Данкан, сорвавшись с места, в мгновение ока оказался рядом с окном и с треском распахнул створки, отыскивая глазами источник шума.

На солнце блеснули неряшливые черные крылья, хриплое издевательское карканье огласило округу, и Данкан рассмеялся, горько, тревожно.

— Ворону, — ответил он Эрику, провожая взглядом исчезающую в леске птицу. — Да он же ворон, может быть, последний из всех! Да у него и рожа отвратительно носатая… нужно было догадаться. И он все слышал. Прятаться и подслушивать — его любимое занятие. Ну, Эрик, теперь крепче береги свою самку, или он утащит ее в свое гнездо! И что-то говорит мне, что он точно знает, где раздобыть яйца Золотой Сороки.

* * *

Ночью Хлоя проснулась оттого, что ей стало нестерпимо жарко. Спросонья она попыталась оттолкнуть горячее тело, прижавшееся к ней, заворчала недовольно — и лишь потом поняла, что это Эрик спит рядом, прижимая ее к себе, уткнувшись носом в ее шею, обняв крепко и жадно, как драконы обнимают груду своих сокровищ.

Значит, не ушел.

Не поддался магии крови, не позволил юной чаровнице разрушить то, что родилось только вчера — нежное и страстное «люблю», произнесенное им в любовном пылу.

Хлоя зажала ладонью рот, чтобы он не услышал ее рыданий, слезы облегчения хлынули из ее глаз, пролились по вискам, мгновенно сделав волосы мокрыми, и этого было достаточно, чтобы разбудить Дракона.

— Отчего ты плачешь? — произнес он в темноте. — Я с тобой. Все позади. Успокойся. Твои слезы ранят сильнее стрел… ну, не плачь же! Не плачь…

Его руки крепче сжались на ее талии, он привлек девушку к себе, прижался губами к ее губам — влажным, горячим, вспухшим от плача, — и она порывисто обняла его шею, отвечая пылко на его поцелуй.

— Мой, — шептала она, покрывая его лицо поцелуями и запуская пальцы в его черные волосы. Кажется, только сейчас она прочувствовала вкус этого коротенького слова — «мой» — и поняла, что и он так же может назвать ее своею, без оглядки и без сомнений. И это слово крепче и надежней древней магии, которой так боятся драконы. — Ты пожелал остаться навсегда моим, Дракон? Ты подарил свое сердце смертной?

— Да, — ответил он. — Я твой, коварная человеческая самка. Ты запустила свои руки в мою душу, как в собственный карман, и вывернула наизнанку.

Словно пожар разгорелся в ее груди, Хлоя вдруг ощутила желание, подобно Дракону, обнять свое сокровище, обхватить его руками и ногами и прижаться, наслаждаясь минутами обладания, зная, что никакая сила в мире не изменит смысла короткого и агрессивного слова «мой».

Толкнув его в грудь, заставив улечься смирно на постели, Хлоя оседлала Эрика, обхватив его крепко ногами, жадно припала горячими губами к его губам, рассыпав золотые волосы по плечам.

— Раз так, — продолжила она, отрываясь от его губ, — значит, я буду делать то, что хочу со своим Драконом. А он должен будет подчиняться, иначе я рассержусь… или расплачусь.

Она снова склонилась над ним, целуя его шею, грудь, оставляя дорожку горячих прикосновений на подрагивающем животе, и самый коварный, самый легкий и долгий — в самом низу живота, положив ладонь на напрягающийся член, осторожно поглаживая его пальчиками.

Ее язык жадно скользнул по всей длине члена, щекоча и дразня каждую складку, которые оказались так же чувствительны, как ее собственное тело. От прикосновения языка Хлои Эрик вздрагивал под ее ладонями, но она мягко удерживала его, не позволяя подняться, обнять ее, притянуть к себе, и продолжала свою игру, дразня мужчину и сводя его с ума.

— Жестокая женщина, — проговорил он, дрожа, когда ее губы, осторожно касаясь, несколько раз поцеловали налившуюся кровью головку его члена и вкрадчиво-вкрадчиво, но очень чувствительно пощекотали уздечку. — Ты собралась меня мучить?

— Да, — шепнула Хлоя, поглаживая ладонью налившийся кровью ствол его члена, прижимаясь губами еще и еще, лаская языком до нетерпеливых стонов, до дрожи под своими руками. — Ты же столько раз мучил меня… неужто не стерпишь всего одного раза?

Никто и никогда не прикасался к Дракону с такой нежностью и страстью, руки ни одной из женщин не ласкали так откровенно и чувствительно его живот, ноготки не проводили горящие полосы на его коже и губы не целовали его там, куда женщины и смотреть-то стыдятся.

Хлоя не стыдилась; огонь, разгоревшийся в ее крови, выжег напрочь это чувство, и она чувствовала, что проявление ее желания, ее страсть нравятся ему в постели намного больше, чем скромность и целомудрие, приличествующие хорошо воспитанным девушкам.

«Женщина тоже должна хотеть мужчину и быть готовой получить наслаждение. Иначе к чему все это?» — так он говорил, когда брал ее и доводил своими ласками до исступления.

Но какое может быть стеснение, если двое ощущают себя единым целым? Разве нужно стыдиться, если одежды сняты и тела подставлены под ласки и поцелуи? Как же можно насладиться друг другом, если думать не об удовольствии, а о приличиях?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на стеснения.

Как когда-то Эрик наслаждался покорностью и беспомощностью девушки, так сейчас Хлоя властвовала над ним и наслаждалась своей властью. Она ласкала его с жадностью, выдумывая с каждым разом все более изощренные прикосновения, чтоб вырвать из его суровых губ тонкий беспомощный стон, и его осторожные движения, его подчинение возбуждали ее не меньше, чем в свое время он возбуждался ее желанием.

Сквозь опущенные ресницы Эрик наблюдал за ее телом, так соблазнительно движущимся совсем рядом. Он протягивал руку и чуть касался ее плеча, не отваживаясь ни остановить, ни заставить девушку двигаться быстрее. Ее зык все скользил и скользил по его члену, губы целовали чувствительную плоть, туго обхватывали головку, посасывая и поглаживая языком, и Хлоя тихонько посмеивалась, когда под ее руками мужчина начинал постанывать, беспомощно и жалобно, словно выпрашивая ласки, умоляя не останавливаться.

— Иди сюда, жестокая!

Ее тело было слишком желанно и соблазнительно, прикасаться к нему было слишком мало. Хотелось ее криков и стонов; ее слез и нетерпеливых движений. Хотелось почувствовать ее желание, ощутить ее нетерпение, с каким она принимает его в себя, и замирает, ожидая наслаждения.

Эрик поднялся, подхватил ее под живот, и Хлоя протестующе застонала, но он усадил ее к себе на грудь, спиной к себе, и она улеглась на его живот, снова припала губами к его напряженному члену, бессовестно разведя бедра перед лицом мужчины. Его пальцы скользнули по ее раскрытой промежности, лаская, но Хлоя словно не заметила его ласки, продолжая поглаживать чувствительную головку его члена языком. Не отреагировала она и на осторожный укус за мягкое бедро, высоко, в самом чувствительном месте. Только ягодицы ее чуть заметно вздрогнули.