Книга Если сердце верит - Барбара Делински

— У меня обедают подруги. Мы порой устраиваем такие встречи. Сами понимаете, изоляция от мира, недостаток общения, провинциальная тоска и все такое прочее.

— Вы преувеличиваете, Поппи, — сказал он своим теплым, глубоким голосом. Таким глубоким и таким теплым… — А что, Лили тоже с вами?

— Да будь это так, я вам все равно не сказала бы.

— А что бы вы мне рассказали?

Поппи улыбнулась:

— А вот что. Расскажу-ка я быль про Джеймса Эверелла Генри.

— Кто он такой?

— Был, — поправила Поппи. — Кто он был такой. А был он энтузиастом заготовки древесины и жил в этой глуши на заре нынешнего века. Он приехал сюда со своими тремя сыновьями и построил поселок буквально на пустом месте. Только железная дорога, лесной склад и лесопилка — самое необходимое для того, чтобы рубить дерево и доставлять его на рынок. Генри повсеместно скупал земли, пока не стал владельцем сотен и сотен акров. И продолжал пилить свои дрова, не задумываясь о том, как это повлияет на природу.

— Значит, Джеймс Эверелл Генри?

— Вот именно, Джеймс Эверелл Генри. Но вот последствия его кипучей деятельности стали понемногу сказываться. Самую большую угрозу представляли собой его машины. Искореняя подчистую целые лесные массивы, они еще и разбрасывали искры, отчего начинались пожары, уничтожавшие ближайшие леса. Поскольку корни деревьев уже не задерживали влагу, весенние дожди размывали землю, превращая ее в грязевые потоки. Начались наводнения. И вот, разрушаемая стихиями, империя Генри пошатнулась. К этому моменту местные власти одумались. Они выкупили у него все земли, за которые могли заплатить, и организовали заповедники, а потом издали постановления о защите природы, чтобы спасти остальное. Генри, в конце концов, пришлось продать все до последнего клочка земли. А через несколько лет он умер, растеряв к старости все свои богатства.

Последовало молчание. Потом недоуменное:

— Да?

— До того времени наш городок назывался Ньюстон. Вскоре после смерти магната его переименовали в Лейк-Генри.

— Значит, увековечили память человека, который брил ваши замечательные холмы наголо?

— Это был очень важный человек. Можно сказать, родоначальник местного природоохранного движения.

— Да, можно сказать и так… — согласился Гриффин, хотя явно был озадачен. — Из этого следует какой-то вывод?

— Конечно, следует, — ответила Поппи. — Из плохого рождается хорошее.

Снова молчание и снова недоумение:

— А более глубокий вывод?

— Нью-Хэмпшир известен парадоксальным стремлением к независимости. А уж Лейк-Генри только этим и живет. Скажите нам, что надо есть А, — и мы будем есть В. Велите носить С — и мы дружно оденемся в D.

— Значит, если попросить вас рассказать о ком-либо из ваших земляков, вы немедленно замкнетесь в себе?

— Точно! — Поппи порадовалась его сообразительности. Впрочем, вовсе не удивительно, что мужчина с таким хорошо поставленным баритоном столь проницателен.

— Но дело в том, — снова зазвучал восхитительный баритон, — что я пытаюсь помочь. А если все вы замкнетесь в себе, у меня не будет такой возможности.

Но Поппи не теряла бдительности:

— У вас есть прозвище?

— Прозвище?

— Ну, Гриффин Хьюс — это слишком официально. Может, вас называют Грифф или что-нибудь в этом духе?

— Гриффин.

— А Джуниором[3]не зовут? Или Третьим? Ведь вы, кажется, уже третий Гриффин Хьюс?

— Да, но второе имя у всех разное, так что я не Джуниор.

— А как вас звали родители?

— Рыжиком.

— Рыжиком?

— У меня рыжие волосы.

— Шутите, — удивилась Поппи. Ведь она представляла себе темные сексапильные кудри, так хорошо сочетающиеся с этим бархатным голосом. Следовало проверить и все остальное. — Они длинные? — снова спросила она и оглянулась на звук. Четыре любопытные подруга показались в дверях.

— Мои волосы? — переспросил Гриффин. — Нет. Конечно, они подлиннее, и даже существенно длиннее, чем зубья у циркулярной пилы, но уши не прикрывают.

Поппи сделала знак, прося женщин уйти, но они даже не двинулись с места.

— Они торчат? — спросила она Гриффина.

— Это ты про что? — полюбопытствовала Кэсси.

— Нет, — отозвалась телефонная трубка. — У всех ребят по имени Гриффин Хьюс аккуратные маленькие уши. Но зато они отлично все слышат. Кто это сейчас там говорил?

— Моя подруга Кэсси. — Поппи устремила на приятельниц возмущенный взгляд. — Какой у вас рост? — спросила она Гриффина.

— Кто он? — осведомилась Хизер.

— Пять футов десять дюймов. Вес — восемьдесят кило. Глаза голубые.

— Темно-голубые или светло-голубые?

— Во время секса темные, а так — светлые.

— Это было необходимо говорить?

— Вы же спросили.

Поппи нахмурилась:

— Но не о сексе же.

Подруги в дверях захихикали.

— Теперь моя очередь, — заявил Гриффин. — Итак, рост, вес, глаза?

— Вы ничего не сказали о своем возрасте.

— Тридцать лет.

— Значит, я старше вас.

— На сколько?

— Леди не отвечают на такие вопросы, — чопорно заметила Поппи.

— Ну да, и на вопросы о весе тоже. Итак, что насчет роста и глаз?

— Это информация личного порядка.

— Минуточку! Я же вам все сказал.

— Это ваше решение. А я решила иначе. Знаете что? Я сама передам Вилли Джейку, что вы звонили. И также передам ему ваш номер. Посмотрим, захочет ли он перезвонить вам.

— А вы как думаете, захочет?

— Нет.

— Тогда мой номер останется при мне.

— Ага! — воскликнула она. — Значит, вам можно донимать нас звонками, а нам никак нельзя?

— Поппи, вы сами говорите, что он мне не позвонит. Так что лучше я сам попробую в другой раз. Возвращайтесь к друзьям.

Положив трубку, Поппи сразу ощутила глубокое разочарование, но подруги быстро развеселили ее.

— Кто это был? — спросила Кэсси.

Поппи фыркнула и покатила к ним.

— Один писатель.

— А что у него торчит? — усмехнулась Хизер.

— Ничего. Во всяком случае, уши у него аккуратные.

Сигрид шла по пятам за креслом Поппи.

— Но с чего это вы вдруг заговорили об ушах?