Книга Поцелуй с разбега! - Арина Ларина

– А я почему-то думаю, что это Филипп, – призналась Верочка. – Хотя может быть и любой другой мужик, который решил хапнуть деньги, подставив меня.

– Ладно, – согласилась Руся. – Значит, это либо мужик, либо баба. Остальные варианты отметаем. Круг подозреваемых сужается.

Глава 26

Домой Вера ввалилась на подгибающихся ногах. Чувствовала она себя так, словно какой-то неведомый шутник нахлобучил ей на голову котелок с горячей кашей: перед глазами плыло вязкое полыхающее жаром марево, уши заложило, а сердце билось во всех местах одновременно.

– Ну, надо же, – покачала головой мама. – У меня просто как у Ленина: ходоки друг за другом. Позавчера соцопрос, вчера перепись населения, а сегодня дочь родная на подламывающихся лапках. Прямо все про меня, старуху одинокую, вспомнили.

– А с каких пор ты всех подряд в квартиру пускаешь? – пробормотала Верочка. – Перепись вроде уже была в прошлом году. Или теперь каждый год переписывают?

– Предлагаешь не пускать? Это мысль. Может, с тебя и начать? Я, между прочим, все время одна да одна, так мне и перепись, и участковый, и даже слесарь в радость – живая душа, пообщаться можно. Меня даже для статистики сфотографировали. А ты хороша! Как кувыркаться, так по мужикам, а как болеть – так сразу к маме, – ворчала Ярослава Аркадьевна, тревожно вглядываясь в мотавшуюся, как переваренная макаронина Верочку. Снять с дочери сапоги удалось не сразу: она сползала с пуфика в прихожей и вяло хихикала.

– Куда делся твой хваленый принц? – Мама, перетащив Веру в кухню, решила прояснить обстановку, пока дочь еще могла складывать слова в кучу.

Филипп так и не позвонил, не оставляя надежды на то, будто что-то еще может наладиться. Это было подло и не по-мужски. Конечно, он не мог знать, что Верочка заболела, но хотя бы поддержать ее и сказать, что ни секунды не сомневается в ее порядочности, он мог? Злые слезы вскипали на глазах и тут же высыхали. Мама вряд ли пожалеет. Вернее, пожалеет, но Ярослава Аркадьевна все делала очень по-своему, и жалела тоже. Поэтому, скорее всего, она стала бы поливать Филиппа последними словами, попутно вспоминая, что она всегда говорила: все мужики уроды, и связываться с ними можно только с очень большого горя. На взгляд мамы, такового горя у Верочки пока еще не случилось – не доросла, а посему дочь запросто могла обойтись и без сильного пола, и без связанных с ним морально-нравственных омутов.

– Филипп занят, – односложно ответила Верочка, решив не вдаваться в подробности. Собственно, и сил на подробности у нее сейчас не было, поскольку любой звук отдавался в макушке сильнейшей болью.

– Ага. А освободится, когда выздоровеешь. Хороший друг – это тот, который рядом с тобой в беде, а не в радости.

– Он не друг…

– Конечно. Я друг. Собака тоже друг. А мужик – он статья расходов, причем не только материальных, но и моральных!

– Как же тебя угораздило при таких взглядах детей завести? – попыталась съехидничать Верочка.

– По дурости, по молодости. Хотя сейчас не жалею. И не надо меня подлавливать, я сама кого хочешь подловлю. Хорошие мужья есть, надо уметь их искать. Ты еще не умеешь.

– А ты?

– А я уже не умею, – печально констатировала мама. – Муж, он как капкан – лежит в самом неожиданном месте и подстерегает. Попала – и все. Либо в зоопарк на все готовое, либо на чью-то шубу…

Всю ночь Верочку мучили кошмары. Ей снился Филипп, носившийся за ней по коридорам офиса с охотничьей двустволкой и клацавший зубами, периодически трансформируясь в некое подобие гигантской мышеловки.

Утром она с трудом разлепила глаза и поняла, что заболела. Даже просто сесть в кровати не получилось. Мама нервно рылась в аптечке и что-то бормотала.

– Мам, ты что ищешь? – спросила Верочка и изумилась тембру собственного голоса. Вопрос перешел в захлебывающийся кашель.

– Лекарство какое-нибудь, надо же как-то лечиться, – растерянно сказала Ярослава Аркадьевна.

– Надо врача вызывать. Мне же больничный нужен, я теперь служащая.

Процесс вызова врача на дом оказался весьма трудоемким. Вера и мама попеременно пытались дозвониться, а когда наконец раздраженный женский голос в трубке каркнул нечленораздельное приветствие, выяснилось, что Вера должна продиктовать номер паспорта и страхового полиса.

– Найдете – звоните! – сурово припечатала собеседница и отсоединилась.

– Спятить можно. Проще пешком сходить, – развела руками мама и тут же отвергла эту мысль. – Тебя ветром сдует. Ну-ка, померяй температуру.

Пока Верочка покорно прижимала градусник, мама отыскала все необходимые бумажки. Температура перевалила за 39 градусов.

– Ужас, – Ярослава Аркадьевна засуетилась с удвоенным рвением. – Я останусь дома.

– Мама, но тебе-то больничный никто не даст. Иди на работу, я сама как-нибудь…

– Вот именно, что как-нибудь! А кто тебе лекарства купит? А кто попить даст? Да что ж это такое, растишь-растишь их, чтобы было кому на старости лет стакан воды подать, а потом сама же с этими стаканами вокруг них и бегаешь! – Ярослава Аркадьевна расстроенно села на кровать. – Доча, ты как?

– Кверху каком, – неопределенно ответила Верочка.

И тут затрещал телефон.

Голос Муськиной рвался из трубки, преодолевая все преграды. Слышно было каждое слово, хотя разговаривала с Аллой мама, а не Верочка.

– Здрасти, а Вера где? Она как?

– Плохо…

– Я так и знала! – победоносно взвизгнула Муськина. – Ее надо спасать! Кто, если не мы!

В Муськиной безвременно почил активный и деятельный пионер-герой, ей явно не хватило в детстве подвигов, и сейчас активная барышня решила наверстать упущенное.

– Вот, у меня есть, нашла! – вопила Муськина, не давая Ярославе Аркадьевне поучаствовать в беседе, превращая общение в собственный прочувствованный монолог. – Беременность за один день, стопроцентная гарантия.

– Нам пока это неактуально, – вынесла свой вердикт мама. – Не надо нам беременность. Совсем мужики обалдели – совмещают полезное с приятным: и ребеночка сделают, и деньги за это возьмут. Экая самоуверенность – гарантия сто процентов. Тоже мне, осеменители. Вот что, барышня, когда я дозрею до внуков, я к вам обращусь…

– Вера беременна? – на всякий случай уточнила Алла.

– Нет. Пока у нее только температура.

– Жа-алко, – протянула Муськина. И было совершенно непонятно, о чем именно сожалеет Аллочка: то ли о том, что не удастся в полную силу повоевать с демографической ситуацией в стране, то ли ее опечалила Верина болезнь. – А можно я приду?

Вера с отчаянием затрясла головой и начала строить маме страшные рожи. Ярослава Аркадьевна задумчиво посмотрела на конвульсивно подергивающуюся дочь и горько улыбнулась в трубку: