Книга Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели - Василий Звягинцев

Последний отчаянный бросок кавалерии случился на правом фланге. Эскадрон, видя, как расстреливают их товарищей, пошел в атаку, надеясь зайти противнику в тыл и расплатиться за все. На этот случай и ждал их третий пулемет. Лента в двести пятьдесят патронов улетела за три очереди. Не доскакав сотни метров до незримой черты, где можно было опустить пики и обнажить сабли, считаные десятки всадников помчались обратно в вельд, бросая и пики, и винтовки.

— Кончаем, ребята, — сказал, вытирая лоб, Новиков. — Сматываемся. Навоевались. Теперь ловить нас долго никому в голову не придет…

С вершины холма поле битвы выглядело очень неприятно. И радости количество поверженных врагов не вызывало. Совсем не то чувство, что у советских людей при просмотре кинохроники о разгроме фашистских войск под Москвой и Сталинградом.

— Поехали…

Они спустились с холма, робот подогнал коней из недалекой рощицы.

Около часа ехали молча, каждый переживая и обдумывая свое.

Наконец нашли место, хорошее место для отдыха. Три склоненных к центру просторной лужайки клена, сбоку бурлящий в песчаной чаше родничок.

— Наши тут не проезжали, — сказал Левашов.

— Они сразу правее взяли. А мы все в сторону Калахари едем, — ответил Шульгин, принявшийся собирать сучья и хворост для костра.

— Нет, не понимаю, — Новиков начал резать колбасу, сыр, сало, хлеб, открыл банку с баклажанной икрой, — какого хрена этим гордым альбионцам нужно? И так полмира захватили, а все лезут, лезут…

После полученного от дуггуров шока он стал излишне эмоциональным.

— Да успокойся ты, — сказал Шульгин, закончив разжигать костер. — Знаешь ведь, чем все для них кончилось. И с Империей, и со всем прочим. Сегодня мы тоже ни в чем не виноваты. Вообрази, каково сейчас было бы, если по-ихнему — в кандалах по дороге в Кейптаун. А там королевский суд, скорый и справедливый…

— Да все я понимаю, — досадливо отмахнулся Андрей. — Но все равно противно. Человек сто мы сегодня положили?

— Наповал — вряд ли. Да хоть и двести. По отношению к нам они давно не люди. Картинки с компьютерной игры. Каждый из них убит или на бурской войне, или умер своей смертью еще до эпохи исторического материализма…

— Зато пули у них для нас были настоящие, — как бы в пространство сказал Левашов. Попала бы одна в лоб — и привет. Так что все по-честному.

Тот редкий случай, когда Олег разошелся с Новиковым в нравственных оценках, причем в противоположную от абстрактного гуманизма сторону.

Глава десятая

Как давно было замечено — сразу после хорошего боя и даже во время него погода отчего-то портилась. То же явление отмечалось в годы первых космических запусков.

Пока друзья сидели в уютном месте, со сдерживаемой жадностью ели, поскольку до этого голодали почти сутки, да еще и боевой адреналин выжег из организма почти все резервные запасы, с севера надвинулась громадная, страшная своей черной синевой туча.

— Ох, и даст нам сейчас, — задумчиво сказал Шульгин, только что начавший говорить тост фронтового содержания. — Вы там, пацаны, — это он к роботам обратился, — сообразите навесик, чтоб хозяева не промокли.

Соображать особенно было не из чего, если учитывать, что имелось в запасе только три офицерских плащ-накидки, притороченных к седлам. Ну, войлочные конские потники. И все. Но четыре «Джонсона», получив приказ, доступный их пониманию, могли творить чудеса. Работая, как дружина пионеров, наизусть выучившая «Книгу вожатого»[64], лучше людей оценив грядущий тропический катаклизм, они штык-ножами, используя их как мачете, нарубили ветвей толщиной в руку, устроили из них между стволами акаций каркас шалаша типа вигвам. Вторым и третьим слоем веток с широкими, будто навощенными листьями незнакомого кустарника рода фикусовых перекрыли его внахлест, в нужных местах туго связывая перекрестия лентами коры. Уже потом натянули поверх прорезиненные плащ-накидки, тоже прочно их закрепив. Сообразили насчет растяжек и даже отрыли вокруг шалаша глубокую водоотводную канавку.

— Да, ребята, — смеялся подвыпивший Левашов, когда они уже сидели внутри законченного строения, — я чувствую себя натуральным древним римлянином. Или греком. Как там писал Платон — в условиях демократии каждый свободный гражданин должен иметь не меньше четырех рабов. Так, философ, знаток древних текстов? — обратился он к Новикову.

— Не совсем, но в этом духе, — ответил Андрей. Первый раз в жизни после выигранного с блеском боя ему было не по себе. Наверное, все же давит на него бремя снятой, но не исключенной[65]депрессии.

И разговаривать с друзьями не хотелось. Мелькали перед глазами бьющиеся раненые лошади, разбросанные по вельду тела улан, отдельные группки молодых парней, вздумавших геройски умереть, отстреливаясь от врага, которого им так и не удалось увидеть в лицо.

Был такой момент — человек пятнадцать улан сгрудилось в одном месте, все — рядовые, а один из них, лет двадцати, с коротко подстриженной головой, без шлема и даже винтовки, махал «смит-вессоном» в сторону пулеметных позиций и что-то кричал. Звал в атаку или просто отводил душу?

Новиков отвел ствол пулемета в сторону. Живи, герой.

Все они были молодые, симпатичные, подтянутые парни, готовые умирать неизвестно за что. Чтобы присоединить к Империи еще полмиллиона квадратов, населенных людьми, которые вас на дух не принимают? В таких никчемных войнах и потеряла Британия свой золотой генофонд, а теперь (в 2005-м) ходят по улицам Лондона ожиревшие мужики, в большинстве своем — с не тронутыми интеллектом лицами, а треть столицы уже заселена выходцами из бывших захолустных колоний. Стоило ли лезть в драку этим отважным ребятам? Которых только что постреляли. Для того, чтобы через век случилось то, что случилось?

— Слушай, брат, — сказал Левашов. Шульгин, тот покуривал, усмехаясь, и в разговор товарищей не встревал. — Ты мне не нравишься совершенно. Или напейся, как…

Олег сделал паузу, в которую немедленно встрял Шульгин:

— Как? По профессии. Сапожник напивается в стельку, плотник — в доску, стекольщик — вдребезги, портной — в лоскуты, старьевщик — в хлам, поп — до положения риз. Печник — в дымину, железнодорожник — в дрезину. Есть и еще примеры, но я не помню… Вот как философ должен напиваться? Интересно…