Книга Дело о тонущем утенке - Эрл Стенли Гарднер

– И все же это могло быть убийство, – предположилМейсон.

Дрейк немного подумал.

– Ну, насколько я понимаю, вовсе не Милтер собиралсязаняться шантажом и вымогательством, а Бурр и его супруга, которые прицепилиськ Визерспуну с намерением как следует его пощипать. Но я не вижу, каким образомэто может нам помочь, Перри. По-моему, это лишь еще один, дополнительный мотивдля убийства. Визерспун попал в затруднительное положение и…

Он замолчал, услышав легкий стук в дверь и голос ДеллыСтрит:

– Могу я войти, шеф? Вы в пристойном виде?

– Вполне, можешь входить, – ответил Мейсон. ДеллаСтрит заглянула в дверь:

– Она здесь…

– Лоис Визерспун?

– Да.

– Чего она хочет?

– Немедленно видеть вас… как я понимаю, она принялаокончательное решение. Полагаю, собирается все и немедленно выложить.

– Боже, какая курица!.. Ну да ладно, веди ее сюда, надос этим покончить. Хотя нет, я приму ее в гостиной.

Лоис вскочила с кресла, как только он со своими помощникамивошел в гостиную, и сразу же выпалила:

– Я хочу поговорить с вами наедине.

– Можете совершенно спокойно выкладывать все вприсутствии этих людей, – сказал Мейсон, указывая на Деллу Стрит и ПолаДрейка.

– Дело касается того утенка, которого вы заставили меняпоместить в машину Марвина. – Лоис вздохнула. – Сейчас мне кажется,им удастся подвести отца также и под убийство Милтера. Значит, утенокприобретает особое значение. Я не намерена молча наблюдать, как моего отца…

– Я вас не обвиняю, можете не оправдываться.

– Я расскажу им все про утенка. Вы-то понимаете, к чемуэто приведет?

– К чему?

– Я крайне сожалею, что сделала это… Из-за себя, из-запапы, из-за вас.

– А почему вы жалеете меня?

– Потому что у вас будут большие неприятности! Здесьвам такого не простят.

– Почему?

– Но ведь это подтасовка доказательств. Я плохо знакомас законами, но я убеждена, что это противоречит закону. И в любом случае речьможет идти о нарушении профессиональной этики.

Мейсон закурил сигарету.

– А как вы относитесь к хирургии? –поинтересовался он.

– Что вы имеете в виду?

– Иногда приходится идти на сложную хирургическуюоперацию ради спасения жизни человеку. Этот случай из разряда «юридическойхирургии».

– Разве это не противозаконно?

– Возможно, противозаконно.

– Значит, у вас будут неприятности, если я расскажу?

– Вне всякого сомнения.

Ее глаза стали мягче.

– Мистер Мейсон, вы вели себя в высшей степениблагородно. Я не знаю, почему вы заставили меня это сделать… хотя нет, знаю. Высочувствовали Марвину, и потом, мне кажется, вы что-то скрываете от меня.

– Как раз об этом я и хочу с вами поговорить. Садитесь.Давайте выпьем по коктейлю, покурим и потолкуем.

– Коктейль излишен, а вот сигарету я выкурю судовольствием.

– Ол райт. Как хотите. Я уже рассказал вам опроисхождении Марвина и о причине, по которой ваш отец нанял меня. Сказал и оботчетах о том процессе. Но я работаю в другом направлении, и сейчас у меня естьнеобходимые доказательства. Я в состоянии избавить Марвина от бремениответственности за трагедию его отца, но только по-своему. Если вы скажете проутенка, я буду замешан в теперешнем деле по самую шею. И тогда уже не смогузаняться расследованием давнишней истории. Ну а Марвин откажется стать вашиммужем. Вы должны быть к этому готовы. Окружной прокурор придет в неописуемыйвосторг, если у меня окажутся связанными руки. Сейчас он стремится изо всех силсвязать дело об убийстве Милтера с убийством Бурра, а вы ему подыгрываете… Я жехочу, чтобы процесс проходил по моему сценарию.

Лоис, очевидно, была сбита с толку такими доводами.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу, чтобы вы от моего имени передали отцу…

– Что?

– Скажите ему, пусть он заставит своего болваназащитника заткнуться! – произнес Мейсон с экспрессией, поразившей егослушателей.

– Как это? Он совсем не должен говорить? Мне кажется,он вообще ничего не делает. Провел неубедительный перекрестный допроссвидетелей, ну и пару раз возразил прокурору.

– Вот именно. Например, он попытался возразить противвопроса, который прокурор задал офицеру полиции.

– Великий боже, но разве не это самое главное? Мнекажется, на его показаниях и основано все дело. Я уже говорила вам, что плохоразбираюсь в законах, но мне думается, что, если им удастся на основаниикаких-то косвенных улик приписать папе и второе убийство, все поверят в еговину и…

– Конечно, поверят… И присяжные, и сам судья. Этому внемалой степени способствовали газеты, разжигавшие шумиху вокруг улик, которыеокружной прокурор намерен предъявить суду. Предположим, защитнику удастсяпомешать этому с помощью всяких уверток. Однако ни судьи, ни присяжные этого незабудут… Что намеревается предпринять адвокат вашего отца?

– Не знаю.

– Я слышал, что, по его мнению, улики против вашегоотца выглядят настолько серьезными, что он считает нецелесообразным начинатьборьбу на предварительном слушании, дабы не раскрыть своих козырей. Поэтому он,видимо, согласится на передачу дела суду присяжных, чтобы попытаться перенестирешающее сражение именно туда.

– Разве это плохо?

Выразительно посмотрев на нее, Мейсон отрезал:

– Очень.

– Почему?

– Потому что ваш отец гордый человек. В небольшой дозеподобная встряска ему полезна, но в избытке она может его сломать. Более того,она погубит его репутацию в обществе. Ваш отец занимает видное положение. Нет,нет, ему необходимо положить конец всяким спекуляциям в зародыше, иначе онираздавят его. Если только защитник начнет использовать в общем-то стандартныелазейки, люди решат, что мистера Визерспуна оправдали благодаря искусствуадвоката… Ох, ни к чему хорошему это не приведет!

Лоис, подумав, спросила:

– Вы хотите, чтобы я поговорила с папой?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это не мое дело. С моей стороны неэтичнокритиковать действия другого адвоката.

– Ну а как быть с утенком?

– Идите и расскажите свою историю, если вам так этогохочется. В настоящий момент эта правда не поможет вашему отцу, но зато втянет внехорошую историю Марвина, вызовет скандал, возможно, доведет парня досамоубийства или, в лучшем случае, заставит его уйти в армию, не закончивобразование. Ну а что будет дальше, вы сами догадываетесь. Марвин сделает все,чтобы не вернуться с фронта, а если, предположим, и вернется, то больше с вамине увидится.