Книга Волшебник не в своем уме - Кристофер Сташеф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Невероятная, сказочная победа! — вскричал Джанни. — Но скажи, с чего ты взял, что большая часть пиратов — это крестьяне, которых силком заставили сражаться с нами?
Гар ухмыльнулся.
— Да с того, что когда наш адмирал выбил меч из рук их адмирала и велел моим морским пехотинцам взять его, он вскричал: «Не прикасайтесь ко мне, низкое отродье! Да будет вам известно, что я — граф Плазио, и стою больше, чем весь ваш сброд, вместе взятый!»
Джанни, не веря собственным ушам, выпучил глаза, но тут же расхохотался и ударил Гара по плечу. Однако настроение его сразу же упало, когда он услышал плач и стоны у пристаней.
— Я же сказал тебе, что у нас есть потери, — сказал Гар. Лицо его помрачнело. — Погибли и морские пехотинцы, и матросы. Мы одержали великую победу, и досталась она нам достаточно легко. Ты поймешь это, когда увидишь, сколько вражеских судов мы потопили и сколько захватили, но нам пришлось заплатить за это, и многие будут рыдать нынче ночью, оплакивая погибших.
Джанни обернулся в ту сторону, откуда доносились рыдания и стоны. Только теперь он осознал, насколько реальна война, что она представляет собой не просто некое состязание, не игру, которую аристократы затеяли, дабы развеять скуку. В этом спектакле играли живые люди, и их игра заканчивалась трагически.
— Один философ говорил, что цена свободы — вечная бдительность, — негромко проговорил Гар за спиной у Джанни. — Но он забыл, что из-за чрезмерной бдительности слишком часто возникают войны, и тем, кто говорит, что лучше погибнуть свободным, чем жить рабом, лучше бы как следует подумать, так ли это.
Джанни чувствовал, как эта мысль пускает корни в его душе, как она мучительна. Но из глубины души уже поднимался к поверхности непоколебимо уверенный ответ.
— Надеюсь мне не придется платить за свободу такой ценой, Гар. Но если придется, я готов на это.
— Понятно, — кивнул Гар. — Ведь ты уже дважды был на волосок от гибели, но при этом не имел возможности дать отпор врагам, сразиться за свою свободу, верно? А вопрос даже не в том, погибать или нет. Вопрос в том, как погибнуть.
* * *
На следующий день после морской баталии в город вернулись три лодки с гонцами, посланными в другие торговые города. На следующий день прибыли еще две, потом — еще пять. Все города после жарких споров в Советах и палатах купеческих гильдий решили, что либо они будут сражаться, либо их сровняют с землей подметки солдатских сапог. Три города колебались, но известие о победе пироджийцев над плохо замаскированной флотилией дворян убедило и их, и наконец они тоже выразили готовность объединиться с Пироджией. Их послы встретились в Зале Совета и на торжественной церемонии подписали Хартию торговых городов, в которой выразили согласие совместно сражаться, повинуясь стратегии, разработанной в Пироджии. Только такое согласие и дали послы, да и то лишь на время войны. О взаимоотношениях в мирное время они решили поговорить тогда, когда (и если!) наступит мир. Однако и этого хватило, чтобы народ Пироджии снова возрадовался, а Джанни приснился самый чудесный в его жизни сон.
Во мраке возник круг света, и Джанни приготовился к новой встрече с суровым старцем-волшебником, но свет все разрастался, и вот в нем проступили не развевающиеся седины, а легкие, воздушные одежды, и перед Джанни предстала призрачная красавица танцовщица. На этот раз она танцевала еще более томно и зазывно, чем прежде. Она вся светилась желанием — своим собственным, а не тем, что пробуждала в Джанни.
Хвала твоей отваге, Джанни Браккалезе!
Ее голос согрел мрак, окружавший Джанни. Он был готов поклясться, что почувствовал, как заколебался воздух от ее дыхания и коснулся его щек.
Ты поступил верно и мудро, убедив своего отца, и все торговые города послушались тебя! Теперь создан ваш союз, и все это — благодаря тебе!
Джанни купался в ее восхвалениях. Ему казалось, что голос красавицы гладит, ласкает его кожу. Однако честность заставила его возразить:
Но ведь это предложил Гар, а в Совете выступил мой отец!
Да, но доводы твой отец высказал твои, и это ты уговорил его снова выступить с таким предложением! О, ты храбр, отважен, достоин! В тебе есть все, чего только способна пожелать любая женщина!
Она была все ближе, ближе, но лицо ее по-прежнему скрывали складки полупрозрачной ткани. Вот красавица остановилась, застыла, одежды ее спали, обнажив прекрасное тело, только лицо и осталось закрытым. Джанни ахнул, напрягся. Он до боли жаждал прикоснуться к танцовщице и вдруг понял, что и у него в этом чудесном сне есть тело, более мускулистое и совершенное, чем наяву. Он был обнажен, и тело его светилось от желания обладать красавицей.
А она уже была совсем рядом, она взяла его за руку и прижала ее к своей груди, и позволила ласкать ее. Джанни в восторге смотрел на дивные изгибы ее чудесного тела. Внутренний голос пытался остановить его, твердил о том, что это дурно, грешно, потому что они не женаты, но красавица словно бы прочла его мысли и сказала:
Нет, в этом нет ничего дурного, ибо ты не волен над своими снами, и потому ни в чем не повинен. Никто не имеет власти над снами.
И она принялась ласкать его, повинуясь собственной страсти, а страсть Джанни разгоралась все сильнее...
О, не сомневайся, ты не властен над этим сном, — уговаривала его прелестница. — Твой сон — в моей власти. Повинуйся же мне, ибо у тебя нет иного выбора, ты можешь либо бороться со своим желанием, исполняя то, чего жажду я, либо исполнять свое желание, и так и должно быть, только так и должно быть, ибо это — сон. Снись мне так же, как я снюсь тебе, Джанни, и нет в этом ни вины, ни греха, и грешно лишь одно: отказаться от дара радости, когда тебе его подносят.
Джанни с каждым мгновением все сильнее уверялся в том, что все так и есть, и вскоре отбросил все сомнения и целиком предался страсти, и страсть охватила его с головой. Он, до этой ночи бывший девственником и только мечтавший о связи с женщиной, в эту ночь познал науку любви во сне — познал до самых глубин.
Было, однако, в приготовлениях к войне нечто такое, чему Гару не пришлось учить жителей Пироджии. Купцы, а особенно члены городского Совета, во все времена испытывали здоровый интерес ко всем событиям, которые происходили в других городах и по соседству с ними: кто что покупал, кто что продавал, кто с кем в союзе, кто с кем в ссоре. И потому рыбаки и крестьяне хорошо понимали, что Совет Пироджии, как и отдельные купцы, непременно хорошо заплатят за такие вести. Гару не нужно было втолковывать членам Совета, что сведения о передвижении войск противника куда ценнее любых обычных новостей, но добывание таких сведений сопряжено с высокой опасностью. Совет сначала удвоил, а потом и утроил цену, назначенную за вести такого рода, и в итоге несколько крестьянских семейств, ставших погорельцами по вине солдат принца, получили столько денег, что им с лихвой хватило бы на то, чтобы обзавестись новым хозяйством и скотиной, только за то, что рассказали обо всем, что с ними приключилось, в Совете. Именно благодаря этим вестям купцы напугались настолько, что дали окончательное «добро» на учреждение войска.