Книга Маг целитель - Кристофер Сташеф

— Каюсь! Каюсь! — поспешно подхватил шериф. — Каюсь в прегрешениях своих! Будь проклят тот день, когда я поклялся на верность Дьяволу и потерял совесть! О, я уж и не знаю теперь, кого мне сильнее ненавидеть — его за то, что он отнял у меня совесть, или тебя — за то, что ты мне ее вернул! — Шериф застонал. — О, где мне найти священника? Я должен исповедоваться! Я хочу, чтобы мне отпустили грехи!

Я смотрел на него с минуту, но она показалась мне необычайно долгой.

— Ты лучше меня знаешь, как тебе быть, — ведь только тебе ведомо, где в вашем графстве прячутся священники. Наверное, ты догадываешься где. Просто ты пока не начал их вешать, других дел было по горло — к примеру, сечь крестьян, вынуждая уплатить новые и новые подати.

— Верно, все верно, — всхлипнул шериф, нащупал ногами землю и встал, придерживаясь за седло. — Я отыщу священника и исповедуюсь. Я знаю, я должен верить, что Б... что Бо... что Всевышний простит меня! — Стоило ему сказать это, как он дернулся так, словно его хлестнули кнутом. Похоже, всякая попытка заговорить о чем-либо священном отзывалась в теле шерифа жесточайшей болью. Но он сжал зубы и проговорил, стараясь не думать о боли: — Отрекаюсь от своего договора с Сатаной! Я обернусь к Б... к Бо...

— Ну, договаривай! — подбодрил я шерифа. — У тебя в конце концов получится.

Тут один из воинов что-то крикнул и, пришпорив коня, бросился к шерифу с обнаженным мечом.

Унылик в два шага заступил дорогу вояке, схватил и его, и лошадь, встряхнул хорошенько и отшвырнул в сторону. Воин ударился затылком о камень и затих. Лошадь встала на ноги и ускакала.

— Я так понимаю, что он твой заместитель, или как это тут у вас называется?

Шериф кивнул.

— Я предал Сатану и королеву. Убей он меня — он бы стал шерифом.

Я взглянул на блестящие черные волосы несчастного и обратил внимание, что не такие уж они и блестящие. Вот сединка, вот еще одна.

— Гм... не сочти мой вопрос невежливым, шериф, но сколько тебе лет?

— Девяносто семь. Жизнь и молодость я сохранил благодаря черной магии и... айййй! — Он весь скорчился от боли. — И чего я только не натворил ради этого заклятия, скольких же я погубил! О нет, только справедливо будет, если все мои годы теперь навалятся на меня!

А они навалились — он старился прямо на глазах. Черная магия, поддерживавшая его молодость и силу, исчезла в тот миг, когда шериф отрекся от сделки с Дьяволом. И теперь ему приходилось расплачиваться с жизнью числом прожитых лет.

— Найди священника, — посоветовал я, — как можно быстрее, пока ты еще на это способен.

— Найду! — воскликнул шериф, вскочил в седло и решительно сжал поводья. Своим людям он крикнул: — А вы возвращайтесь в мой замок да скажите там, что я не вернусь! И еще скажите, что все мое колдовство рассыпалось в прах перед чародейством этого чужеземца! Советую и вам покаяться, ибо власти Зла скоро придет конец!

Бледный как смерть Фриссон вложил мне в руку новый обрывок пергамента. Я удивился, но, быстро пробежав глазами стихи, одобрительно кивнул и негромко прочитал:

В том, что он грешен, — ни капли сомненья,

Но уходить в мир иной ему рано.

Прежде свершить от грехов очищенье

Должен. Тогда и затянется рана.

Жизнь быстротечна и летуча — это так!

Но ход ее замедлить все же можно,

Коль различить, что истинно, что ложно.

Спроси у праведника — скажет: «Это так!»

Второе четверостишие было написано явно в манере «рубай», но критиковать Фриссона я не собирался. Шериф взволнованно оглянулся.

— Что вы сказали?

— Ничего особенного, — заверил я его. — Тебе лучше поторопиться. Кто знает? Сюэтэ запросто может назначить нового шерифа еще до захода солнца.

Несчастный грешник поежился и развернул коня.

— И то правда! — крикнул он. — Прощай, чужеземец! Я зря проклинал тебя. Теперь я тебя благословляю. Мучения очистили мою душу. Но берегись королевы: никакое заклинание не наделит ее совестью!

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил я бывшего шерифа и обменялся обеспокоенным взглядом с Фриссоном. — Счастливого пути.

— Пусть мне придется пережить мучительнейший из путей, но я не стану роптать. Прощайте!

Он ускакал в лес. Я успел заметить, что по кругу он проехал по часовой стрелке!

А его люди, поворчав, поворотили коней и ускакали обратно в ту сторону, откуда появились.

Я обернулся к друзьям.

— А давайте срежем путь — пересечем круг, — что скажете? Да побыстрее скроемся в лесу. Нечего нам под открытым небом шататься.

* * *

Ближе к вечеру деревья расступились, и мы вышли на открытую ровную местность, где росли лишь чахлые кустики. Они тянулись полосами, указывая, что около них когда-то текла река. Около одного из таких кустов мы и остановились на ночевку. Перекусили по походному: запили кипятком какую-то еду картонного вида и вкуса — и растянулись. Ну, то есть это Жильбер с Фриссоном растянулись. Унылик-то свернулся в громадный клубок. Я взял себе первую стражу — спать мне что-то не хотелось.

Не спалось и Анжелике с Фриссоном. Они целый час шептались о чем-то. Жильбер спал без задних ног, как полагается воину на привале. Его я разбудил на вторую стражу, перед рассветом.

Я лег, но уснуть все равно не смог. Угрозы Сюэтэ не шли у меня из головы.

Жильбер изумленно воззрился на меня — я сидел у догорающего костра, завернувшись в плащ, и смотрел на тлеющие угли. Он подошел и негромко, чтобы не разбудить Фриссона, проговорил:

— Неужели ты не ляжешь спать, господин Савл? Надо бы тебе набраться сил на завтрашний день.

— Я в этом не сомневаюсь, Жильбер. Вот только надо многое обдумать. Пытаюсь медитировать.

Он нахмурился.

— Это значит молиться?

— Да, это похоже на молитву, — ответил я, немного покривив душой. — Точнее, молитва может привести к медитации, и наоборот. В любом случае с помощью медитации можно отдохнуть и перестать думать о пережитых за день заботах.

— А-а-а, — понимающе кивнул Жильбер. — Тогда я оставлю тебя наедине с твоими благочестивыми помыслами, господин Савл. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответил я и снова стал смотреть на угли, читая про себя мантру.

Поначалу мне показалось, что толку от моей медитации никакого: угли только напоминали мне о Преисподней, а из-за этого я вспоминал о Сюэтэ и о тех тучах, что сгустились над нами. Я отвел взгляд от костра и вместо углей стал смотреть на свои руки, сложив ладони «ковшиком». Я изо всех пытался представить, какой получается звук, когда хлопаешь в ладоши, и уже почти представил, как вдруг услыхал у себя за спиной едва различимый шепот. Склонившись к моему уху, Анжелика произнесла: