Книга Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус

Поводов для жалоб хватает — сообщают о содомии, детоубийстве, ограблении церквей. Ведьмомания превращается в воронку, куда затягивает и тех, кто вступает в борьбу против вопиющей безнравственности. В конце концов под чары сексуального угара подпадают следователи и инквизиторы — в не меньшей степени, чем сами так называемые ведьмы.

Внешне притворяясь холодными, инквизиторы в душе охвачены пламенем безумия. Они смотрят на то, как тела их жертв терзают самыми изощренными пыточными орудиями, какие только можно измыслить. Они слушают стоны и крики несчастных, не отдавая себе отчета в том, что тьма преисподней, против которой они борются, уже овладела ими самими. Больной дух времени обезумел в своих требованиях к человеку и теперь вынужден наблюдать триумф греха.

Шабаш ведьм и инквизиция

Интерес к сексуальности не ослабевает. Любовная связь с дьяволом — вот главный упрек, который в течение веков бросают ведьмам. Учение о суккубах и инкубах[70] в уже упомянутой булле Summis desiderantes affectibus «научно» обосновывается и объявляется догмой в 1484 году. С точки зрения высших санов церкви главное преступление ведьм состоит в том, что они, вызывая половое бессилие у мужчин, препятствуют исполнению супружеского долга. То есть это чисто сексуальное преступление. Булла Иннокентия VIII стала первым выражением богословского мнения на эту тему; позднее церковь станет утверждать, что люди предаются блуду с демонами (суккубами и инкубами).

Упомянутая булла побуждает духовенство и впредь не упускать из виду проблему плотского соития человека с чертом. Теологи готовы поплатиться за свои речи головой, юристы пишут научные трактаты, а темой порнографически окрашенных диспутов становится выяснение, что испытывают люди при совокуплении с чертом и холодное или горячее семя изливает из себя сатана. Таковы лишь некоторые вопросы, продиктованные безумием и вуайеризмом.

Важнейшим праздником культа сатаны считается шабаш ведьм, на который те слетаются верхом на козле, свинье, кочерге или метле, причем летать они могут лишь после того как натрутся ведьминской мазью, приготовленной из жира некрещеных детей. Праздник длится с девяти вечера до двенадцати часов ночи и начинается с того, что все падают ниц перед сатаной, целуют ему левую стопу, гениталии и зад. После того как сатана отслужит мессу, начинается пир и пляски, при которых воплощенная нечистая сила обнимает мужчин как суккуб, а женщин как инкуб. Как суккуб сатана принимает семя от мужчин, которое передает дальше женщинам как инкуб. Поэтому зачинаются от таких соитий не черти, а ублюдки, уродцы. Поскольку соитие с Сатаной не обязательно ведет к дефлорации, девственницы тоже могут получить обвинение в этом преступлении.

Таковы мужские фантазии, отлитые в церковное учение. Желанный эффект догматизации возникает быстро, ибо к инквизиторам поступают многочисленные доносы. Один священник, творя ночью молитву под открытым небом, сообщает, что якобы видел развратные действия такого рода. Некий крестьянин хвастается тем, что наблюдал сексуальные акты шести тысяч чертей с таким же количеством ведьм. Не только лицезреть ночью подобную оргию, но еще умудриться пересчитать несколько тысяч совокупляющихся пар — это ли не свидетельство удивительного дара наблюдательности? Перечень таких «свидетельских показаний» подробно расписан в книге доминиканца Бартоломео Спина[71] «О ведьмах», которая служит наставлением для потенциальных доносчиков.

Некий Андреас Могуани из Бергамо рассказывает падкому на ведьм инквизитору Спина, как молодая девушка из его родного города ночью была обнаружена совершенно голой в постели своего венецианского родственника. Как было признано, рассказ Андреаса создает впечатление полной достоверности, ибо такие вещи случаются. Но теперь к этому факту привязывают примечательную историю: ведь голая девушка должна представить убедительное объяснение, которое хоть как-то спасет ее честь. И она сочиняет такой сюжет, от которого волосы встают дыбом. Дескать, она легла спать в Бергамо, а когда проснулась ночью, увидела, как ее мать натиралась мазью. Сразу после этого мать улетела верхом на палке. Дочери тоже захотелось натереться ведьминской мазью, чтобы полететь вслед за матерью. Девушка догнала ее и увидела, как та хотела убить ребенка, чтобы приготовить побольше мази. Тут дочь быстро произнесла имя Иисуса, а также призвала Деву Марию. Мать после этого якобы исчезла, а сама она очутилась в Венеции, в постели родственника.

Отменная история, замечательное объяснение присутствию в чужой постели. Но высокая папская инквизиция верит в эту чепуху и пытает мать дочери-фантазерки до тех пор, пока та, чтобы прекратить мучения, не делает «добровольного» признания, которое ведет ее на костер.

Вот так становятся ведьмами. Иоганн Шерр[72] в «Истории немецкой культуры и нравов» пишет, что попасть под подозрение в колдовстве можно было из-за чего угодно — из-за «необычной красоты и необычного уродства, из-за крайней глупости или выдающегося ума… Если застанешь женщину возле каких-либо костей, жабы или ящерицы или с пучком какой-нибудь необычной травы в руке, она, без сомнения, ведьма. Если девушка ведет неправильный образ жизни, она ведьма; если слишком примерная, она ведьма. Если женщина редко ходит в церковь, она ведьма. Если ходит туда слишком часто и ведет себя слишком благочестиво, это должно внушать подозрение. Если ее вызвали как свидетельницу, а она при этом выказывает робость, это очень подозрительно; точно так же, если она держится уверенно… Дочери, матери которых были обвинены в колдовстве, без всяких сомнений, тоже ведьмы. Если кто сомневается в колдовстве и справедливости процессов над ведьмами, хватать его, хватать его немедленно, ибо это, должно быть, архиеретик и архиведьмак! С другой стороны, если кто проявляет избыточное рвение в доносительстве, он тоже под подозрением, поскольку хочет скрыть свою вину и направить внимание на других. С таким учением о признаках колдовства у судей поистине не бывало простоя».

Здесь слишком очевидно давление, принуждающее людей к неприметности. Под подозрение может попасть каждая женщина, стоит ей хоть раз проявить характер. А если подозрение появилось в результате доноса, несчастная попадает в жернова упрощенного судопроизводства, при котором самые невинные слова могут быть истолкованы против нее. Не добившись признания вины, ее бросают в тюрьму, где мучают дни и ночи напролет (содержа в темноте, не позволяя спать, кормя пересоленной пищей и не давая при этом пить), пока она, чтобы прекратить эти муки, не признается во всем, что от нее потребуют.

Если же несчастная проявляет стойкость и упорствует в отрицании своей вины, инквизиторы переходят к пыткам, которые отличаются изощренной жестокостью, — создается впечатление, что орудия этих истязаний изобретены людьми с больной фантазией. Если и эти мучения не выжмут признания, женщине устраивают пресловутое испытание водой: нагую, со связанными руками и ногами, ее бросают в воду. Если она идет ко дну, скорее всего, погибнет, захлебнувшись, если же всплывет на поверхность, тем самым она предоставит судьям очевидное доказательство, что она ведьма, и ее отправят на костер. Даже если она уцелеет, пробыв некоторое время на дне, ее ни в коем случае не отпустят, а вернут в тюрьму и будут искать на теле дьявольский знак. Любой бородавки или родимого пятнышка достаточно, чтобы изобличить ее как ведьму. А в конце мучительного, исполненного страданий пути такую женщину всегда ждет костер.