Книга Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Шефнер

При мне Робинзоновна была уже сектанткой и часто ходила на молитвенные собрания. Для этих собраний адвентисты два раза в неделю арендовали пожарное депо. Там они готовились к концу света, который вот-вот наступит. В отсутствие Робинзоновны добрая красивая Муся иногда вела меня к себе, и ее мать давала мне котлетку. Она готовила их тайком, так как Робинзоновна взяла с нее подписку не есть, не варить и не жарить в доме ничего мясного, и за это брала с Мусиной мамы пониженную квартплату.

Я съедал котлетку, и мы с Мусей шли гулять в сад. Там росли яблони и вишни, но плодов еще не было, так что в смысле питания они интереса не представляли. Поэтому из сада мы быстро уходили в лес, который упирался в болото. Там мы собирали морошку, но ее было мало.

Однажды Муся спросила меня:

– Ты наелся морошкой?

– Нет, – ответил я, – морошкой я не наелся. Но я сыт, потому что съел две котлетки.

– Но мама дала тебе одну котлетку, – возразила Муся.

– Нет, две! Я думаю про себя: «Я съел две котлетки» – и моему животу кажется, что я съел две котлетки.

– Тогда ты думай, что съел четыре, – посоветовала Муся.

– Нет, это слишком много. Если думать, что съел четыре, то живот не поверит, и ничего не получится.

– Ты, значит, умный мальчик, – задумчиво сказала Муся. – А у нас в классе все мальчишки дураки. Ты целовался когда-нибудь с девочкой?

– Нет, еще никогда, – ответил я.

– Тогда поцелуй меня.

Я подошел к болотной качке, на которой стояла Муся. Муся нагнулась, положила мне руки на плечи, мы поцеловались и молча побежали домой.

Вечером я долго не мог уснуть. Мыши в этот вечер слишком уж разыгрались, слишком уж шумно возились на полу и под полом. Вдруг в голове у меня тихо что-то заработало – как тогда, после падения с карниза, – и сами собой начали складываться строчки. Мне сразу же захотелось их записать, но бумаги у меня не было – ведь тетради мои сгрызли мыши. Тогда я встал на диван и отшпилил со стены картину «Гибель „Лузитании“». Затем вынул из кармана курточки огрызок карандаша и стал искать место, где можно присесть и записать эти строчки. Но ни стола, ни стула в комнате ведь не было, а на диване не напишешь – там мягко. Я кинулся к подоконнику, но он был заставлен пустыми цветочными горшками. Тогда я лег на пол, в четырехугольник лунного света, и на оборотной стороне картины написал свои строчки:

Красивая Муся, Тебя я люблю, Клянуся, клянуся, Мышей истреблю!

Потом я пришпилил картинку на место, лег на диван, похлопал по каске, чтобы она плотнее прилегала к голове, – и сразу уснул.

Утром, после картофельного завтрака, я позвал Мусю в свою комнату, отшпилил со стены «Гибель „Лузитании“» и показал свое сочинение.

– Как хорошо! – воскликнула Муся. – И неужели это взаправду?

– Ясно, взаправду, – ответил я. – Я тебя полюбил сразу, как увидел на крыльце.

– Это я про мышей спрашиваю, – сказала Муся. – Неужели ты их взаправду всех истребишь?

Признаться, я думал, что Мусю больше заинтересует первая часть стихотворения. Вторую часть я написал просто так, для полноты впечатления. А теперь получалось так, будто я взял на себя письменное обязательство вывести мышей.

– Муся, – сказал я, – я их постараюсь истребить, только не сразу же. Это дело нужно еще обмозговать.

– А я уже обмозговала, – сказала красивая Муся. – Я знаю, как от этих противных животных избавиться. Только на это нужно решиться. Ты можешь решиться?

– Могу! – ответил я. – А что нужно сделать?

– Нужно поджечь дом. Мыши испугаются и убегут из дома.

– Но ведь и дом сгорит, – несмело возразил я. – Мышей не будет, но и дома не будет.

– Ты все-таки непонятливый человек, – грустно сказала Муся. – Разве я говорю «нужно сжечь»? Я говорю «нужно поджечь». Это совсем другое. Мы только немножко подожжем, а потом потушим. Мыши ведь глупые, у них начнется паника, и они все сбегут от пожара.

Я нехотя принял Мусин план изгнания мышей. Мне показалось, что можно придумать что-нибудь получше. Но Муся была такая красивая, что я согласился. И разве не с ней я поцеловался вчера?

– А когда мы будем поджигать? – спросил я Мусю.

– Не сегодня. Я тебе скажу когда. Когда я увижу хороший сон.

Муся верила в сны, и у меня отлегло от сердца. Может быть, еще много времени пройдет, пока она увидит подходящий сон.

И действительно, прошел день, прошел второй – Муся словно забыла о своем проекте. Я успокоился.

На третий день утром Муся пришла в мою комнату и разбудила меня, постучав пальцем по каске:

– Вставай, я видела хороший сон.

– А какой? – спросил я. Я подумал при этом, что можно будет истолковать ее сон как не очень благоприятный для поджога.

– Какой – сейчас не помню, – ответила Муся. – Но только какой-то очень-очень хороший. А ты видел что-нибудь во сне?

– Мне снился корабль, – честно ответил я. – Парусный.

– А куда он шел – к берегу или от берега?

– Он шел ко дну.

– Ну, твой сон не считается, – сказала Муся. – Подумаешь, какой-то там корабль к какому-то там ко дну. Сегодня после обеда мама в гости уйдет, а Робинзониха на моленье пойдет. Понял?

И она выбежала из комнаты, напевая песенку «Эх, дамочки, упрямочки, плохого в этом нет…» После обеда я старался не попадаться Мусе на глаза. Я ушел в сад и сидел там с «Книгой кораблекрушений». Вдруг явилась Муся и сказала, что все готово.

– А что готово? – спросил я, будто не понимая.

– Топливо готово, – ответила Муся. – А что же еще!

Она повела меня к крыльцу. Там на нижней ступеньке уже лежали щепки, береста, несколько поленьев и остатки моего учебника по арифметике.

– Уложи все так, чтобы лучше загорелось, – скомандовала Муся. – А то все я да я.

Я сложил топливо, как она велела, и спросил:

– А теперь что?

– На спички, поджигай, – сказала Муся. – Наконец-то мы избавимся от этих вредных животных!

Я зажег спичку. Огонь перекинулся со спички на бумагу, с бумаги на бересту, с бересты на щепки, со щепок на поленья, с поленьев на доски крыльца. Муся стояла, заложив руки за спину, и любовалась огнем, а я любовался Мусей. И так-то она была красива, а при огне – еще красивее. Пожар очень шел ей.

– Как хорошо горит! – сказала она. – Даже жалко, что придется заливать. А где вода?

– Вода? Вода в колодце, – ответил я.

– Значит, ты не наносил воды? – удивилась Муся. – Я почему-то думала, что ты приготовил воду. Нет, ты все-таки непонятливый!