Книга Видок. Чужая боль - Григорий Шаргородский

Кроме относительно нормальных животных в этом болоте хватало и других обитателей, которые были описаны в подаренном профессором бестиарии. Но обычно они водились ближе к центру Топи. На всякий случай я забросил книгу в переметную суму – мало ли, вдруг нужна будет информация прямо на месте событий.

Хотя казаки и были быстрыми на подъем, сборы заняли пару часов, так что из по-прежнему веселящегося города мы выехали далеко за полдень. По заметенным снегом дорогам, по уверениям Грини, придется ехать почти до вечера, что откровенно напрягало. Ночевать в деревне бирюков мне хотелось меньше всего. Впрочем, как и приближаться к центру Топи, не находясь в защищенном рунами вагоне.

Благодаря веселому солнцу, укрытому снежным покрывалом лесу и прозрачному воздуху через некоторое время мое настроение улучшилось. Казаки чувствовали себя так же: Григорий начал что-то мычать себе под нос, а Демьян уснул прямо в седле – это у него и было признаком хорошего настроения.

Наконец-то вдали между деревьями замелькали занесенные снегом дома. Деревня действительно оказалась очень маленькой – всего-то семь дворов. Играющая на улице детвора увидела нас первой и тут же донесла взрослым. Из самого большого дома вышел монументальных пропорций старик с такой же выдающейся бородой почти до пояса. Эдакий Дед Мороз в повседневном прикиде.

– Доброго здоровьечка, ваше благородие, – чуть ли не в пояс поклонился старик, когда мы подъехали ближе.

Казаков он персональным приветствием не наградил – видно, старик неплохо разбирался в табели о рангах.

– Это вы сообщили об убийстве?

– Я, ваше благородие, – еще раз, но уже не так низко, поклонился старик. – Убили Гордея, вот мы и сообщили как полагается.

– Кто-то из зверей постарался? – без особой надежды уточнил я.

– Нет, ваше благородие, человек это сделал, – почему-то перешел старик на таинственный шепот. – Больше скажу: баба это была.

– Даже так? – удивился я и спрыгнул с Роськи. Как-то неудобно разговаривать с пожилым человеком, глядя на него сверху вниз. – Вы запомнили ее лицо?

– Никак нет, ваше благородие. Укуталась она в шубейку и шарфом обмоталась.

– Так, может, это и не женщина?

– Да что я, мужика от бабы не отличу? – возмущенно фыркнул старик. – Точно баба. Да и не первая она к Гордею ездила. Большой он до них ходок… был.

Разговаривать на улице не совсем удобно, но я хотел побыстрее закончить с этим делом. К тому же время уходило, и следы, оставленные убийством на ткани мира, постепенно рассасывались.

– Ну и где этот ваш любитель дам проживал?

– Дык на отшибе обитал Гордей. Бирюком он был по натуре и людей не любил, да и мы его сторонились. Вреда нашей общине от него не было, ну и мы не лезли в его дела.

Очень интересный статус получался у убиенного – бирюк из бирюков. Но в словах старика что-то не клеилось.

– Так откуда вы знаете, что он убит, если жил на отшибе?

– Его гостья туда ехала сторожко, а обратно неслась как угорелая. Вот и полюбопытствовали мы. Пошел я, значится, с утреца вроде бы махрового цветка прикупить. Очень уж он у него ядреный растет. Вот и сходил, а он там висит. Ну я и отправил племяша в город.

– Что значит «висит»? – спросил я, но тут же решил не затягивать с опросом: все равно скоро сам все увижу. – Ладно, расскажете позже. Ведите нас к дому вашего бирюка.

– Так, может, вы сами? – заюлил дед. – Мои следы на тропе еще не занесло, так что не заплутаете.

– Ты что, дед, ошалел?! – вступил в разговор Григорий. – А ну давай быстро вперед и без разговоров.

Дед вздохнул и вернулся в свой дом. Через пару минут он появился в более утепленном виде и с лыжами под мышкой. Привязав завязки на лыжах к креплениям на валенках, он сноровисто побежал по ведущей в лес лыжне. Мы последовали за ним.

Таинственный Гордей забрался довольно далеко от села, пришлось пробираться по тропе минут двадцать. Если честно, я ожидал увидеть что-то похожее на дом главы общины, но моему взору предстало нечто среднее между сказочным теремом и блокгаузом.

Неплохо он здесь устроился. Еще больше меня удивили ровные ряды деревянных кольев, торчащие из-под снега. Некоторые из них ограничивали довольно большие пространства вырубленного леса, а некоторые шли рядами на манер виноградных шпалер. Что-то похожее было и рядом с Зыбовкой, но в значительно меньших количествах. На семь домов этих странных огородов в общей сложности было примерно столько же, как и у трудоголика Гордея. Если провести параллели с тем, что я видел на энергетическом заводе, совершенно непонятно, как убиенный со всем этим справлялся. Судя по всему, бирюки занимались, так сказать, экстремальным растениеводством и проблем у них хватало не только с гостями из Топи, но и с обработкой грядок.

– Э… уважаемый, – обратился я к остановившемуся у порога дома старику.

– Прохором меня кличут.

– Скажите, Прохор, а как ваш Гордей управлялся со всем этим хозяйством? Он ведь жил в одиночестве?

– Как есть бобылем куковал. Привозил иногда из города бабенок, но долго те не выдерживали. Уезжали. А как справлялся, мы не знаем. Не наше это дело.

Ситуация, конечно, уже выбивалась из простого сценария, так что можно прямо сейчас разворачиваться и отправляться обратно в город. Как раз успеем дотемна. Дальше пусть разбирается следственная группа. Но, увы, придется работать по профилю и, скорее всего, ночевать в деревне, а если по правилам, то вообще прямо на месте преступления. Оставлять его без присмотра уже нельзя. Впрочем, выстроенный бирюком блокгауз вполне подходил для ночевки даже на подступах к Топи. Кажется, на некоторых бревнах даже были вырезаны какие-то руны. Насколько они действенны, узнать можно, только если какая-то тварь полезет внутрь дома. Так что я вполне обойдусь без подтверждения своих догадок.

Как бы ни хотелось отложить близкое знакомство с хозяином дома, тянуть не стоило. Так что, недовольно вздохнув, я пошел внутрь. С незапертой дверью эта деревянная крепость казалась уязвимой до предела. Дом был разделен на две части – жилую и хозяйственную. Сразу за внешней дверью, сделанной из толстенных брусков и окованной железом, находился обширный тамбур. Дальше из тамбура можно было пройти через две двери попроще – одна направо, а вторая прямо. Заглянув за правую, я увидел большой сарай, под стеной которого в стойлах разместились две коровы и лошадь. Животные вели себя спокойно. Похоже, Прохор позаботился о скотине, скорее всего, не из милосердия, а планируя прибрать животных себе после нашего отъезда.

За второй дверью обнаружилось жилое помещение. Как и в сарае, вместо окон здесь были горизонтальные бойницы, под которыми шла специальная завалинка. Получалась неплохая позиция для стрелка.

Место здесь, конечно, не самое безопасное, но с паранойей у покойного было не все в порядке. К примеру, в той же Зыбовке дома выглядели куда менее милитаризованно.