Книга История Крестовых походов - Дмитрий Харитонович

Дамиетта и Мансура: повторяется ли история?

Известный английский писатель Олдос Хаксли писал: «Главный из всех уроков истории заключается в том, что люди не слишком многое извлекают из уроков истории». Дальнейшие события Седьмого крестового похода до боли напоминали обстоятельства Пятого похода: успех вначале и полное поражение в конце. 4 июня ратники Божьи подошли к Дамиетте и уже 5 июня с ходу взяли ее.

Конечно, начались обычные грабежи. Добытое продовольствие Людовик хотел сохранить в качестве запасов на случай возможного возвращения сарацин. Но большинство войска было этим недовольно. Сирийские бароны заявляли французскому королю, что, по словам Жуанвиля, «согласно добрым обычаям Святой Земли, когда берут город врага, из захваченного добра треть должен взять король, а две трети должны получить паломники… Король не согласился на это и решил поступить иначе, отчего многие люди были недовольны тем, что король не последовал старым добрым обычаям.

Люди короля, которым бы следовало своею щедростью успокоить народ, заняли лавки, чтобы, как рассказывали, продать свои продукты как можно дороже; и слух об этом прошел по чужим землям, отчего многие купцы отказались ехать в лагерь. Бароны, которые должны были беречь свое добро, чтобы его с пользой и своевременно использовать, принялись давать обильные пиры, расточая запасы продовольствия.

Простые же воины принялись за непотребных женщин; из-за этого король позднее удалил многих из своих людей, когда мы возвратились из плена. И я спросил его, зачем он так поступил; и он мне ответил, что точно знает, как удаленные им люди устроили вблизи его шатра, на расстоянии брошенного камешка, место разврата, и это в то время, когда армия испытывала невзгоды».

А далее снова начались споры: овладеть побережьем, в первую очередь Александрией, либо идти в глубь страны, на Каир. И опять был избран второй вариант, который особенно активно отстаивал брат короля, Роберт Артуа. В ноябре войско христиан двинулось в путь и в декабре подошло к Мансуре. Началась осада. Командующий гарнизоном Мансуры Фахр ад-Дин, тот самый, возведенный императором Фридрихом II в рыцари, осыпал осаждавших бочонками с греческим огнем, что наводило на них панику. Вот как это выглядело глазами Жуанвиля: «Греческий огонь, когда его бросали, был размером с винный бочонок, а выходящий из него огненный хвост был длиной с копье. И при движении он производил столь сильный шум, что казалось, будто это небесная молния; он походил на летящего по воздуху дракона. А сияние он распространял такое, что в лагере было светло как днем из-за обилия огня, излучавшего сильный свет».

Греческий огонь. Миниатюра из мадридской рукописи Скилицы. XIII в.

Но в начале февраля 1250 г. некий бедуин показал франкам обходной путь к кольцу внешних укреплений Мансуры. Роберт Артуа со своими рыцарями и с отрядом тамплиеров сумел 9 февраля ворваться в город. Захваченный врасплох Фахр ад-Дин (по словам хронистов, он принимал в этот момент ванну) ринулся в бой и погиб. Защитники крепости сумели отсечь прорвавшихся рыцарей от основной части войска, закрыли ворота и перебили христиан на улицах Мансуры. Роберт Артуа погиб.

Бой был весьма жарким. Мостик через ручей, бывший одним из притоков Нила, защищали Жуанвиль и граф Суассонский, о чем весьма сочно рассказывает сам сенешал Шампани. «Я был ранен стрелами только в пяти местах — повествует он, — а мой конь — в пятнадцати… На этом мосту добрый граф Суассонский шутил со мной и говорил: „Сенешал! Пусть эти псы (сарацины. — Д. Х. ) воют; клянусь шапкой Господа (так он клялся), мы еще вспомним этот день, когда будем говорить о нем в дамских покоях“».

Положение было очень серьезным. Но дело спас сам король Людовик Святой. «Никогда в жизни, — пишет Жуанвиль, — не видел я столь прекрасного рыцаря; ибо он возвышался над плечами всех своих людей с золоченым шлемом на голове и с немецким мечом в руках». Мансуру удалось взять, хотя и ценой больших потерь. Когда битва завершилась, к королю подъехал прево [56] ордена госпитальеров «и, — вспоминает Жуанвиль, — поцеловал ему руку в железной перчатке. И король спросил, не знает ли он что-нибудь о брате его, графе д’Артуа, и тот ответил, что у него хорошие новости, ибо он уверен, что брат короля граф д’Артуа сейчас в раю… И король ответил, что благодарит Господа за все, что Он ниспослал; и при этих словах крупные слезы катились у него из глаз».

Но уже в конце месяца египтяне смогли перекрыть тот рукав Нила, по которому из Дамиетты доставлялось продовольствие. Начался голод, да еще и эпидемии. Как вспоминает, приводя трогательные и одновременно довольно натуралистические подробности, Жуанвиль, «король, заболевший цингой и тяжелой формой дизентерии, будь на то его воля, вполне мог бы спастись на галерах; но он сказал, что, если так угодно Богу, он не оставит свой народ. Вечером он не раз терял сознание; а по причине тяжелой дизентерии ему пришлось отрезать низ портов, так часто ему приходилось ходить по нужде». В начале апреля крестоносцы оставили Мансуру и попытались пробиться к Дамиетте. Людовик был уже настолько плох, что его несли на носилках. 6 апреля франков наголову разбили египтяне, и сам король вместе с братьями, а равно и наш летописец Жуанвиль оказались в плену.

Людовик Святой возвращается в Дамиетту после поражения в Мансуре.

Людовик в плену

В плену крестоносцам пришлось несладко. Повествует все тот же Жуанвиль: «Много рыцарей и прочих пленных сарацины держали во дворе, обнесенном земляным валом. Из этого огороженного места, где они сидели, их выводили одного за другим и спрашивали: „Согласен отречься?“ Тех, кто не хотел отступиться от веры, отводили в одну сторону и отрубали голову, а тех, кто отрекался, в другую». Но было не только такое. После заминки в переговорах с одним из приближенных короля Людовика послы султана «нам сказали, что, сдается им, мы не жаждем вызволения и что они уйдут и пришлют тех людей с мечами, которые отрубят нам головы, как они уже поступили с другими. И они ушли.

Как только они ушли, в наш шатер ворвалась огромная толпа молодых сарацин, опоясанных мечами, и они привели с собой глубокого старика, убеленного сединами, который велел спросить, правда ли, что мы верим в единого Бога, который был схвачен и предан страданиям и смерти за нас, а на третий день воскрес. И мы ответили: „Да“. И тогда он сказал нам, что мы не должны отчаиваться, ежели подвергнемся преследованиями ради него. „Ибо, — изрек он, — вы еще не умерли за него, как он за вас; и если в Его власти воскреснуть, то будьте уверены, когда Ему будет угодно, Он освободит вас“.

Тогда он ушел, а за ним и остальные воины, чем я был премного доволен, ибо был уверен, что они явились отрубить нам голову».