Книга Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

Но что бы ни думал Захарка о Матвеева, относился он к нему подобострастно, как и вся дворня. К его появлению он старался всякий раз подготовить какую-нибудь новую остроту. А в последнее время научился подбирать поговорки.

Однажды Матвеев обратился к нему с вопросом:

— А скажи-ка, Захарка, что у тебя новенького?

— Да всё, хозяин, старенькое...

— А старенькое что?

— Да всё то же. Как говорится, «долго ждать, когда чёрт умрёт: у него ещё и голова не болела».

Матвеев разом вскинулся, зорко посмотрел на своего карлика.

— От кого слышал?

— Сам говорю.

— И долго ты думал?

— Об чём это?

— Да над словами своими...

Захарка принял многозначительный вид, ибо почувствовал, что поговорка чем-то задела Матвеева, потом сказал:

— Долго ли, коротко ли... А чему быть — того не миновать...

— Так ли?

— Люди так говорят. Или ты впервой слышишь? И ещё говорят: «Долгое коротко не будет».

— Ну ты, Захарка, и вправду премудрый...

После этого разговора Захарка несколько раз ловил на себе пытливый взгляд хозяина. Нет-нет да и скосит глаза в его сторону. И показалось Захарке, что Матвеев и сам будто бы стал задумчивее, чаще уединялся в своём кабинете. Можно было также заметить, что вечерами Матвеев запирался в нём. Как-то раз человек хозяина Иван, которому он доверял более, чем другим, принёс в кабинет мешок. Захарка по запаху безошибочно определил, что там были травы.

И однажды Захарка почувствовал знакомый запах, исходивший от Матвеева, когда был рядом с ним в царском дворце.

Когда Матвеев отправился в палату царя Алексея с какой-то пахучей склянкой, Захарка проводил его тревожным взглядом. «Неужели он сам готовит царю снадобье?» — подумал карлик. Он готов был не верить самому себе. Но запах был тот же, знакомый, и Матвеев уединялся в кабинете, над чем-то колдуя.

В памяти Захарки всплыла история с Фенькой, о которой много говорили во дворце. Её называли колдуньей за то, что готовила зелье. А ныне сам Матвеев приготовляет зелье. Девку до смерти запытали за то, что с нечистой-де силой водилась. А как же Матвеев? Или он обходится без нечистой силы?

Все эти вопросы мучительно вертелись в голове обеспокоенного карлика. Так ведь и Фенька готовила снадобье для всяких людей, а Матвеев будет царя довольствовать... Дело-то какое тайное да секретное... И кому сказать? Некому. А не скажешь — Матвеев, чего доброго, государя-батюшку сгубит.

Захарка потерял сон и покой. А что, ежели всё это только помутилось ему? Он не раз тайно подходил к дверям матвеевского кабинета. Но нет, ошибки не было: всё тот же запах. Ближние к царю люди, верно, знают о том и думают, что Матвеев лечит царя. Но ежели травы те лечебные, то зачем всё делается втайне? В кабинет дозволено входить лишь слуге Ивану. Он и убирает там вместо бабы.

Захарка вконец извёлся от сомнений, и вдруг ему пришло на мысль сказать обо всём царице Наталье. Ежели царю грозит беда, неужто она не разведает дело? У неё махонькие дети, она мигом забьёт тревогу и до всего дознается.

Счастливый своим решением, которое казалось ему правильным, Захарка с нетерпением дожидался следующего дня. У сына Матвеева, Андрея, именины, будет много гостей. Приедет и царица Наталья с сыном, царевичем Петром, и никому не покажется подозрительным, ежели он поговорит с ней. Недаром говорится: «Пирог именинный — разговор длинный».

Захарка спрятался за густолиственной пальмой в деревянной кадке, ещё сам не зная, зачем он это сделал. Ему было видно из окна, как царица Наталья вышла из кареты. Царевич Петруша ускакал вперёд, с торжественным видом прижимая к груди выписанную из Литвы коробку, в которой хранился подарок-сюрприз, предназначенный имениннику Андрею, приятелю царевича.

Вот царица поднимается на крыльцо. Будет ли у Захарки другая благоприятная минута, чтобы встретить царицу, как это он нередко делал и прежде, и сказать ей несколько важных слов?

В душе Захарка трусит. С его стороны дерзость великая — обсуждать своего хозяина и, выходит, доносить, что он изготовляет какое-то зелье, что с этим зельем он входил к царю. В мозгу Захарки стучит мысль: «Тебе ли, карлик, мешаться в царские дела? И то подумай: царица всем обязана Матвееву. Не он ли свёл с царём её, в те годы безвестную девку? А ты, выходит, хочешь поссорить их между собой. Лучше спрячься хотя бы на время и затаись!»

Захарка решил присесть за кадкой, чтобы быть совсем невидным, но Наталья уже увидела его. Это можно было понять по тому, как лукаво скосились в его сторону глаза царицы. Ему ничего не оставалось, как повторить детскую забаву. Он хлопнул в ладоши и с видом человека, выскочившего из засады, очутился рядом с царицей. Она, тоже по привычке давних лет, хлопнула в ладоши, сказала:

— Никак ещё одно дитя на мою голову!

Накануне перед выездом так же прятался от неё Петруша и так же внезапно выскакивал из засады.

— Вот напужал меня... Страсти-то какие!

Захарка низко поклонился ей.

— Не изволь, государыня-царица, гневаться на бедного карлу. Слово есть к тебе.

— Ну, сказывай. Токмо не ври!

— Боязно, царица милостивая. А ну как увидят, что я с тобой разговариваю...

— Ну так что ж из того? Или мне також велишь за кадку спрятаться?

Она весело засмеялась, затем внимательно и строго посмотрела на карлика.

Разрешая себе изредка поговорить с ним, она как бы возвращалась к далёкой поре своей горькой молодости, которая, по воспоминаниям, была, однако, мила ей. Иногда она даже тосковала по тому времени, которое теперь представлялось ей беззаботным. А с Захаркой было радостно и просто. Она отдыхала с ним от утомительных забот о здоровье царя, от наставлений Сергеича, от хлопот с детьми. Особенно утомлял её безалаберно-озорной Петруша. С ним уже трудно было сладить, хотя её он всё же слушался. И сейчас, отправляясь на именинный праздник, она надеялась, что Захарка вволю посмешит её. В эту минуту она с удовольствием ловила на себе ласковый взгляд его хорошеньких глазок. Когда-то она рассказала ему о своём далёком предке, который был у крымских татар пришельцем из-за моря. Эта легенда нравилась ей, и, излагая её, Наталья давала почувствовать слушателям, что предки её были не простыми татарами.

Звонкий смех Натальи, видимо, привлёк внимание Матвеева. Захарка не вдруг заметил, как он очутился рядом с ними. Захарка нахмурился и с дозволенной карликам свободой поприветствовал его:

— А, друг сердечный — таракан запечный...

— А при чём тут «таракан запечный»? — строго спросил Матвеев, смутно уловив что-то сомнительное в словах карлика.

— Сам знаешь, — буркнул Захарка.