Книга Повседневная жизнь во времена трубадуров XII-XIII веков - Клоди Дюамель-Амадо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прекрасная златоволосая Фламенка, подобно современной курортнице, решает принимать ванны, дабы избавиться от своих хворей. Красавец Гильем, увидев очаровательную даму, влюбляется в нее и, узнав, что она собирается посещать бани, принадлежащие местному трактирщику, приказывает рабочим прорыть подземный ход из своего жилища в гостинице до самых бань. Трактирщик и одновременно владелец и управляющий банями, будучи человеком предусмотрительным, развесил на стенах бани указания, что прок от ванн будет только в том случае, если принимать их в полной мере, «по числу недужных дней». И целых четыре месяца, со 2 августа и до праздника святого Андрея, то есть до 30 ноября, Фламенка каждый день с наслаждением ходит в бани, где принимает лечение юностью и дарами fin’amor:
…Коль нежный друг подруге прямо / В глаза глядит, и также само / Она в его, то нет конца / Отраде, полнящей сердца, / И сердцу нега, разлитая / В отраде, дарит жизнь, питая[209].
Старухи и дамы, злоупотребляющие косметикой
Возлюбленная, воспеваемая трубадуром, всегда красива и молода, она свежа, как роза, а кожа ее бела, как лилия. Как заставить отступить неумолимо надвигающуюся старость с ее морщинами и дряхлостью? Во все времена — а женская красота и соблазнительность всегда в цене — женщины умели приготовлять и использовать кремы и различные притирания, дабы с их помощью сглаживать непоправимый ущерб, наносимый возрастом женской красоте. Средневековые женщины, разумеется, не были исключением.
Выдвигая на первый план заботу о хорошем самочувствии и привлекательной внешности, женщина вольно или невольно способствовала созданию эстетического идеала красоты. Та, кому собственная внешность была небезразлична, прекрасно знала, какая пища способствует хорошему цвету лица, что надо делать, чтобы лицо всегда было белым, а на щеках играл нежный розовый румянец, столь ценимый средневековыми мужчинами. Чтобы отогнать блох, женщины душили волосы специальными ароматами — мускусом, гвоздикой, мускатным орехом или кардамоном; эти же запахи заглушали запах пота. Той, которая хотела иметь легкое дыхание, советовали, помимо мытья зубов тряпочкой, жевать анис, семена укропа, тмина или кардамона. Все мечтали иметь «зубы — подобие маленьких льдин» как у «донны Ланы», «Дамы без изъяна». В реальной жизни «донну Лану» звали Матильдой Саксонской, она была сестрой Ричарда Львиное Сердце и однажды на одном из пиров оказалась за столом рядом с трубадуром Бертраном де Борном; трубадур мгновенно был ею околдован[210].
Красота дается человеку от природы, христиане рассматривают ее как создание Творца. Ева согрешила, человек стал смертным и теперь в конце жизни его ожидает старость; ее когти, впиваясь в женское тело, делают его дряхлым; взглянув на него, мужчина лишь горько усмехается: некогда столь желанное, оно более не влечет его к себе. Монах Монтаудонский, монах-трубадур из Оверни, написал шутовскую сатиру, направленную против женщин, злоупотребляющих косметикой:
Я к Господу как-то попал. / Вижу — его обступили. / Статуи в гневе вопили, / Чтоб он наших донн обуздал: / На краски вскочила цена, — / Все больше идет их для донн, / А статуям храмов — урон, / Их лики бледней полотна![211]
Этот вымышленный диалог с Господом вполне мог бы стать основой для проповеди какого-нибудь сельского священника. Действительно, почему бы святому отцу не вообразить, что он попал на Небо, где видит, как статуи святых приносят жалобу Господу. «Раскрашенные» женщины взвинтили цены на косметику, потому что им самим этой косметики требуется слишком много! Они лишают нас причитающейся нам доли белил и румян — жалуются статуи. Господь поручает монаху стать Его посланцем и от Его имени заклеймить порочный обычай злоупотреблять косметикой. Тогда монах вступает с Господом в дискуссию. Ведь дамы уже привыкли краситься, «для донн красоваться — закон», поэтому пусть статуи приспосабливаются, иначе донны и вовсе лишат их румян! Аргумент весом, однако он вызывает праведный гнев Господа. Как же так: Его творение дерзает приукрашивать себя без Его дозволения?
Недолго цветет их весна, — / Ведь смертный стареть обречен, — / Но краской обман совершен: / Глядишь — а старуха юна![212]
Наказание будет ужасно! Монаху весело, однако жестокая реальность налицо: в «краски», в косметику, изготовленную на основе отваров из трав, добавляют различные минеральные вещества, и среди них серебро и свинец, непременные компоненты свинцовых белил, которые превосходно разглаживают кожу и одновременно разрушают организм… Монах усмехается, Господь и статуи удовлетворены: организм старых кокеток отравлен, и они вскоре умрут от своих притираний.
Старость и чернота являются для трубадуров и их современников символами смерти. Трубадур Раймон де Корнет, живший в XIV веке, пишет о «черной старухе», преследующей его повсюду и в конце концов запирающей в роковом круге; круг — фигура, символизирующая тоску и смерть, желание же влечет трубадура к «любовной темнице», куда он хочет войти вместе с «молодой дамой».
Опустившись на колени и молитвенно сложив руки, я опустил обритую голову / И вдали ото всех молил Господа, / Чтобы дозволил Он мне увидеть мою Даму и чтобы Дама успела мне улыбнуться, / Пока еще хворь не изгрызла мое тело[213].
Медицина на юге Франции
О болезнях, от которых умирали трубадуры и их современники, мы знаем очень мало. Единственная болезнь, которую они сами упоминают в своих стихах, это томление, опоэтизированная форма неврастении, исцелить от которой могла трубадура только его возлюбленная. Последние исследования наглядных материалов, а именно человеческих костей и зубов, найденных в местах захоронений, свидетельствуют о том, что наиболее распространенными были заболевания опорно-двигательного аппарата[214].
Расцвет куртуазной науки совпадает с изменениями взглядов на медицинскую науку; XII век жаждет знаний, новых открытий, и статус медицины претерпевает заметные трансформации. В XII столетии происходят кардинальные изменения в самом подходе к лечению больного. Если на заре Средневековья людей в основном врачевали лекарственными травами в монастырских лечебницах, то во времена трубадуров — прежде всего на юге — создаются первые городские лечебницы, где лечат, применяя познания, почерпнутые из античных трактатов, переведенных, дополненных и исправленных арабами. Городская медицина постепенно отделяется от медицины народной, эмпирической, основанной на практических советах кумушек и старинных рецептах. Сохраняя все полезное из медицины народной, нарождающаяся научная медицина, опираясь на новые теории, разрабатывает фармакопею, лекарственные средства на основе растений и пряностей. На юге Италии и в Испании образованные христиане начинают переводить на латынь арабские медицинские энциклопедии и научные трактаты Авиценны и Разеса, которые, в свою очередь, открыли и перевели труды великих греков — Гиппократа, Аристотеля и Галена[215]. Новым шагом в развитии медицины стала медицинская школа, созданная в Салерно, городке, расположенном южнее Неаполя; в 1150 году создается медицинская школа в Монпелье, а в 1220 году она получает статус университета — на полвека раньше, чем этот же статус получит Университет в Париже. Используя достижения Салернской школы, профессора Монпелье идут дальше, привлекая для нужд преподавания переводы с арабского, выполненные в Испании; активное использование последних «новинок» в области медицины делает Университет в Монпелье интеллектуальным центром притяжения для ученых всего Запада[216].
