Книга Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Младшие дети еще только подрастали. Сам Франклин тем временем продолжал заниматься своими торговыми, адвокатскими делами и другими проектами.
ГУБЕРНАТОР
Если произошла неудача, признай это честно и попробуй что-то другое. Но во что бы то ни стало — пробуй.
Следующее крупное политическое испытание ждало Франклина Рузвельта ровно через четыре года после предыдущего, во время президентских выборов 1928 года. Они были для демократов еще более сложными. Дело в том, что вторая половина двадцатых годов оказалась временем крутого подъема экономики Соединенных Штатов, роста занятости, увеличения прибылей. Жизненный уровень населения повышался. Это время восторженные журналисты называли эпохой процветания, связывая, без должных на то оснований, все экономические, социальные, жизненные успехи самых различных групп американцев с правлением Республиканской партии. На самом деле экономическому подъему способствовало множество факторов, хотя, разумеется, принимавшиеся администрацией меры хозяйственной стимуляции какую-то роль играли.
Вдобавок республиканцы выдвинули на президентский пост весьма популярную кандидатуру Герберта Гувера, имевшего не только многомиллионное состояние (ценилось, что Гувер был не наследником богатств, а «миллионером, сделавшим сам себя»). Он был прославленным руководителем ARA — международной организации помощи — после мировой войны, успешным министром торговли при прежних президентах. Рузвельт вспоминал, как в 1920 году он пытался уговорить Гувера баллотироваться в президенты от Демократической партии, но не преуспел в этом.
Когда готовились выборы, Хоув как-то робко заикнулся, что кандидатура его друга и шефа могла бы прорвать тот чертов круг, который возник в партийных кругах демократов. Дело в том, что вновь, как и в 1924 году, должны были почти на равных столкнуться кандидатуры Смита и Мак-Эду Но сам Луис вскоре отказался от этой идеи — вместе с Франклином, который ее серьезно не воспринял. Они пришли к убеждению, что пока Смит сохраняет решающее влияние на демократов северных штатов, пользуется безоговорочной поддержкой в Нью-Йорке, а сам Рузвельт воспринимается по-прежнему как человек Смита, выступать на самые передовые позиции не следует.
Появление его кандидатуры на президентский пост избиратели Севера восприняли бы как предательство, южане погрели бы руки на этом казусе, республиканцы раздули бы его в своей прессе. Скорее всего, дело не дошло бы даже до выдвижения на съезде. Да и сам Франклин не чувствовал себя полностью подготовленным для руководства страной. Необходим был промежуточный административный опыт, и возможность его получить он вскоре увидел в работе на посту губернатора штата Нью-Йорк.
Каким-то чудом перед съездом, проходившим в Хьюстоне, штат Техас, Смит и его штаб уговорили Мак-Эду не настаивать на своей кандидатуре. Южанам дали гарантии, что в предвыборную программу будут включены их требования, а сам Мак-Эду в случае избрания Смита получит авторитетный государственный пост. В результате последний был номинирован уже в первом туре голосования.
Но радости от этого у демократов было немного. Гувера, воплощавшего триумф американского капитализма, переиграть на выборах пока было невозможно. Все расчеты Смита ориентировались лишь на то, что он будет вести кампанию столь энергично, что заслужит одобрение однопартийцев, которые в очередной раз выдвинут его кандидатом в президенты. Никто не предполагал, что менее чем через год после избрания Гувера на высший государственный пост разразится Великая депрессия, которая не только опустошит экономику, но и внесет невероятную сумятицу в политические будни, поставив США на грань коллапса.
Пока же Рузвельт вновь оказался наиболее приемлемой для делегатов фигурой для представления Смита как кандидата в президенты. Многие участники съезда, помнившие многотрудные дебаты 1924 года, теперь чувствовали себя на верху блаженства, поскольку знали, что нынешние прения будут краткими и, по крайней мере внешне, безоблачными, и уже по этой причине шумно приветствовали Франклина, когда он направлялся к трибуне. Но у симпатизировавших ему демократов была еще одна причина выражать удовлетворение — Рузвельт, как и на предыдущем съезде, шел без костылей, опираясь на трость, а с другой стороны его поддерживал Эллиот. Делегатам казалось, что Франклин идет быстрее и увереннее, чем четыре года назад. Это сочли хорошим признаком, ибо в промежутке между съездами его не раз видели на костылях.
Конечно, между соперничавшими фракциями к этому моменту была уже достигнута договоренность, что кандидатура Смита не встретит возражений. Всем было отлично известно, что именно его фамилия будет произнесена Рузвельтом. В этом смысле разыгрывалась заранее отрепетированная сцена. И тем не менее в самом представлении было немало спонтанного, импровизированного. От случайной неверной ноты настроение делегатов могло внезапно круто измениться, а дальнейшие события — развиваться в совершенно непредсказуемом направлении.
Именно поэтому Франклин рассматривал свое выступление как важнейшую политическую акцию. Текст речи был подготовлен заранее и разослан в газеты. Сама речь передавалась по радио — это была одна из первых трансляций на всю страну. Сам Рузвельт говорил, что кроме 15 тысяч человек, собравшихся в Хьюстоне, его слушали 15 миллионов по всей Америке.
Выступление было оценено как блестящее, в том числе и сторонниками конкурировавшей партии. Консервативная газета «Чикаго трибюн» написала, что Рузвельт проявил себя «как единственный республиканец среди демократов». Однако общее впечатление было таково, что оратор, превознося высокие качества Смита, как бы переносил эти оценки на самого себя, что это было скорее не выступление в пользу Смита, а выдвижение самого Франклина Рузвельта на политическую авансцену.
Выборы 1928 года вновь оказались неудачными для Смита и в определенном смысле успешными для Рузвельта. Став кандидатом демократов как от городских центров, так и от сельской глубинки, Смит, вопреки советам Рузвельта, вел себя как типичный урбанист. Он крайне неудачно выбрал мелодию песни «Тротуары Нью-Йорка» в качестве своего рода лейтмотива всех выступлений. Такого рода «городской гонор» сразу вызвал раздражение фермеров и других сельских жителей. Вновь вспомнили «пороки» Смита — его нью-йоркский акцент, его принадлежность к католической религии.
На Смита набросились за то, что он вроде бы поцеловал руку ватиканскому кардиналу, побывавшему в США. Когда Рузвельта спросили, не стыдно ли ему поддерживать человека, который целует руку иностранцу, он вполне логично ответил: «Это — старейший обычай католической церкви. Я не думаю, что он означает что-то большее, чем если бы я как протестант посадил за обедом по правую руку от себя епископа Менинга». Рузвельт активно участвовал в избирательной кампании, в частности занимался сбором средств в фонд Смита.
Однако доминировал, разумеется, соперник. Гувер, имевший высокую популярность, вел кампанию весьма умело. Последним камушком в огород Смита был распространенный штабом Республиканской партии памфлет, где говорилось, что демократический кандидат выполняет волю не американского народа, а римского папы. Этому поверили миллионы протестантов Среднего Запада и тихоокеанского побережья. Гувер был избран на президентский пост подавляющим большинством голосов.
