Книга Шпион товарища Сталина - Владилен Елеонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, товарищ Сталин, исключено. Она сделала свой выбор, обратной дороги нет!
— Хм, возможно. А как быть с лаборанткой Верой?
Кровь прилила к моей голове сильнее, чем от превосходного вина. В глазах вождя заплясали озорные смешинки, но он молчал и терпеливо ждал, что я скажу.
Я покачал головой и шумно вздохнул.
— Теперь я люблю другую женщину, товарищ Сталин!
— А она?
— О, не знаю, товарищ Сталин! Она вся в работе. Работа требует, так сказать, полной отдачи. Словно работа, не работа вовсе, а любовник, причем, кажется, в значительной степени более ревнивый и деспотичный, чем майор Рупперт Гофман.
— Работа, работа. При чем здесь работа? Ваша любимая женщина любит вас или нет, вот, дорогой, в чем вопрос. А вы заладили одно и то же.
— Я сердцем чувствую, что любит! По крайней мере, полгода назад любила.
— И долго вы так собираетесь страдать?
— Идет война, товарищ Сталин!
— Понимаю. Вы надеетесь, что вас убьют и ваши страдания закончатся.
Я в замешательстве умолк. Вождь, в самом деле, как будто читал, не мысли даже, — подсознание. Отрицать, значит, лгать, и я, склонив голову, угрюмо молчал, как ученик, только что признавшийся учителю в том, что на самом деле с недавних пор он потерял интерес к его предмету.
Товарищ Сталин вдруг подался ко мне, легонько и по-доброму, как снисходительный дед нашкодившего внука, стукнул меня ладонью по лбу и снова откинулся в свое кресло. В следующую минуту вождь решительно поднялся и одернул свой светлый френч.
Я тоже поднялся, не зная, куда девать глаза. Похоже, что наша встреча подошла к концу, причем не на веселой ноте.
— Елена, выходи, хватит прятаться! — вдруг громко сказал товарищ Сталин.
Мое тело невольно содрогнулось от головы до пят, однако сердце в груди содрогнулось, кажется, гораздо сильнее.
Штора за углом шкафа коротко шевельнулась, затем решительно отодвинулась, и в кабинет вождя шагнула… Лена! Увидев ее, я с трудом удержался на ногах, как будто началось десятибалльное землетрясение.
Елена была одета в новенькую повседневную форму майора госбезопасности. Ее лицо выглядело болезненно-бледным, а правая рука, продетая в черный шелковый платок, плетью висела на груди.
Она с какой-то пронзительной грустью посмотрела на меня, словно сердечно сожалея о чем-то. Лена очень изменилась — похудела и осунулась. Одни лишь глаза, став еще больше, были все те же — бездонные и захватывающие, как таинственные глубины озера Байкал.
Товарищ Сталин подошел к девушке, по-отечески обнял за плечи, затем неторопливо подвел ее ко мне.
— Вот, Лена, бросили вы своего красавца, а ему никто не нужен, кроме вас, ни Вера, ни бывшая жена. В общем, вера его испарилась, надежду он потерял, вот только любовь осталась. Понимаете, Лена? К вам любовь. Нам жаль товарища Шаталова, очень жаль! Зато теперь, товарищ Шаталов, благодаря Елене мы знаем точно, что японцы окончательно оставили планы по нападению на Советский Союз. Наша Елена свела с ума мужскую часть населения Токио, от премьер-министра до бандитов якудзы. Кстати, именно бандиты едва все не испортили, но наша германо-японская девушка, товарищ Шаталов, которая, как вы знаете, может быть не хуже любой заправской гейши, вышла сухой из воды, отделавшись лишь шрамом, который оставил ей на память острый коварный японский нож «Сашими Бочо».
Елена с улыбкой протянула мне для рукопожатия здоровую левую руку. Я холодно пожал ее.
Девушка вдруг вспыхнула и виновато опустила глаза. Розовый румянец слегка тронул ее волшебные щеки.
Товарищ Сталин посмотрел на Лену, затем медленно перевел вопросительный взгляд на меня.
— Я не совсем понял, товарищ Шаталов. Когда свадьба?
Я в растерянности посмотрел вначале на товарища Сталина, затем на Лену. В ее взгляде, как и во взгляде вождя, мелькнули озорные искорки.
Я обескураженно пожал плечами. Товарищ Сталин, сощурив один глаз, терпеливо ждал.
— Так, товарищ Сталин, а невеста-то, разве она…
Я бы, наверное, наговорил бы тогда шут знает чего, если бы Елена вдруг решительно не шагнула ко мне и не взяла твердо за руку. Я озадаченно притих.
Она посмотрела мне прямо в глаза своим ровно горящим взглядом, от которого мое сердце вдруг сладко затрепетало, предчувствуя что-то настоящее, радостное и доброе.
— Я согласна, Валера. Слышишь? Согласна!..
В следующее мгновение необыкновенный восторг охватил меня. Я готов был броситься к своей любимой, чтобы заключить ее в такие объятия, какие она наверняка еще не испытывала, а затем поднять на руки и подбросить вверх, словно маленькую девочку на ее дне рождения, но присутствие вождя остановило меня.
Товарищ Сталин вдруг нахмурился. Вид у меня, кажется, был, в самом деле, довольно дурацкий.
— А какие политические выводы вы сделали, товарищ Шаталов?
— Натиск на Восток не пройдет, товарищ Сталин. Тысячу лет они зубы ломали и сейчас обломают!
— Так да не так, товарищ Шаталов. Я всегда говорил и буду говорить о дружбе Германии и России. Если германскому народу удастся найти в своей крови противоядие против того, что я называю синдромом Фридриха Барбароссы, Германия и Россия станут не просто друзьями, они вспомнят, что они — сестры. А кто бельчонок-то, вы поняли?
— Я — бельчонок, товарищ Сталин, а вот — моя рыжая девчонка!
— Верно, товарищ Шаталов, вы угадали, но есть другая разгадка. Бельчонок — это я, а русский народ — моя рыжая девчонка. Пока она любит меня, я сломаю любое чертово колесо. Вот так!
9 февраля 2017 года
г. Губкин Белгородской области
(от 14 мая 1941 года)
«Уважаемый господин Сталин, я пишу Вам это письмо в тот момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно добиться прочного мира в Европе ни для нас, ни для будущих поколений без окончательного сокрушения Англии и уничтожения ее как государства.
Однако чем ближе час приближающейся окончательной битвы, тем с большим количеством проблем я сталкиваюсь. В немецкой народной массе непопулярна любая война, а война против Англии особенно, ибо немецкий народ считает англичан братским народом, а войну между нами — трагическим событием. Не скрою, что я думаю так же, и уже неоднократно предлагал Англии мир на условиях весьма гуманных, учитывая нынешнее военное положение англичан. Однако оскорбительные ответы на мои мирные предложения и постоянное расширение англичанами географии военных действий с явным стремлением втянуть в эту войну весь мир убедили меня, что нет другого выхода, кроме вторжения на (Английские) острова и окончательного сокрушения этой страны.
