Книга "Ничего особенного", - сказал кот - Майкл Суэнвик

За все время нашего разговора никто из мужчин, сидевших за столиками, не издал ни звука. Ни один из них не повернулся, чтобы взглянуть на нас. Они просто сидели, сгорбившись, на стульях – не выпивали, не курили, не переговаривались между собой. Лишь сидели и слушали. Только сейчас до меня дошло, что они очень крупные, могучие и что их неподвижность неестественна. Что за ней – крайняя настороженность. И что если я откажусь выполнить требование Мэри, то просто не выйду отсюда живым.

Так что выбора у меня просто не было.

– Я это сделаю, – сказал я, – и будь ты проклята за то, что заставила меня.

Мэри подошла, собираясь обнять меня, но я грубо оттолкнул ее.

– Нет! Я сделаю это для тебя, и мы в расчете. А впредь я не желаю ни видеть тебя, ни даже думать о тебе.

На протяжении долгого, непостижимо растянувшегося мгновения Мэри молча разглядывала меня. Я лгал, потому что никогда не хотел ее так сильно, как в те секунды. Я видел, что и она знает, что я лгу. Наверно, если бы она хоть тенью знака дала понять, что понимает мою неискренность, я ударил бы ее. Но она этого не сделала.

– Ладно, – сказала она. – Если ты сдержишь свое слово…

Она повернулась и вышла. Я знал, что не увижу ее больше никогда.

Лиам соизволил проводить меня до двери.

– Будь поосторожнее с посылкой, не держи ее под дождем, – сказал он, вручая мне зонтик. – Она испортится, если отсыреет.

В здании космопорта Шэннон меня сразу же встретили представители Планетарной безопасности. Двое здоровенных мужчин в форме Ирландской службы безопасности на транспорте встали вплотную по бокам от меня, а их начальник-пришелец сказал:

– Будьте любезны, сэр, пройти с нами. – Эти слова не допускали возможности возражения.

«О Мэри, – грустно подумал я. – У тебя в организации есть предатели. Помимо меня».

– Я возьму с собой багаж?

– Не беспокойтесь, сэр, мы присмотрим за ним.

Меня отвели в полицию.

Через пять часов я поднялся на борт лайтера. Задерживать меня было не за что, потому что в моих вещах не оказалось ничего незаконного. Полученную от Лиама коробку я как следует намочил в умывальнике гостиничного номера и пораньше утром выбрал на улице укромное место, где меня никто не видел, и утопил ее в ливневом водостоке. Мы быстро выбрались на орбиту, где поджидал звездолет, превосходивший размером самый большой небоскреб. Вряд ли стоит называть его имя, поскольку он если и вернется на эту планету, то лишь через несколько столетий. Вплывая в переходный туннель, я отчетливо понимал, возврата для меня нет. Земля будет легендой, которую я расскажу своим детям, и набором сентиментальных выдумок, которые они преподнесут своим.

Родной мир быстро съежился за кормой и исчез из виду. Я смотрел сквозь стену черного стекла на космос, испещренный звездами и галактиками, и не имел ни малейшего представления о том, где нахожусь и куда могу направляться. Мне казалось, что все – каждый человек – это корабль, лишенный гавани, куда можно бы пристать, это моряк, заблудившийся на просторах суши.

Я частенько говорил, что могу плакать лишь по моим родным и по Ирландии. Я плакал, когда умерла мать, плакал, когда всего лишь годом позже сердечный приступ свел в могилу отца. Моя сестричка не пережила тех самых родов, которые убили нашу с нею мать, поэтому часть пролитых мною слез предназначена и ей. Потом пьяный водитель задавил моего брата Билла, и я тоже плакал, и у меня больше не осталось родных. Теперь у меня есть только Ирландия.

Но и этого достаточно.

Либертарианская Россия

Под колесами мотоцикла Виктора разматывались миля за милей, неделя за неделей. Иногда он позволял себе днем остановиться на какой-нибудь ферме и купить еды, которую готовил к ужину на костре. Ночевал он под звездами, проигрывая в голове старые кинофильмы про ковбоев. Никуда не торопясь, он петлял по извилистым окольным дорогам, ведущим через Уральские горы, и где-то там пересек границу между Европой и Азией. Екатеринбург, где из-за высокой плотности населения вмешательство властей в частную жизнь горожан достигло чуть ли не московского уровня, он объехал по широкой дуге и вернулся на примитивное, до смешного, трансконтинентальное шоссе. Когда он проезжал через мрачно-бурые развалины индустриального пригорода, ему повстречалась женщина в высоких сапогах-чулках. Она подняла руку жестом, каким в этих всеми забытых местах приветствуют любого водителя, который мог бы за мелкую денежку подвезти пешехода.

Как правило, Виктор не останавливался. Но слишком уж броской оказалась внешность женщины – помимо упомянутых сапог на ней были лосины с леопардовым узором и модная дутая куртка, плотно облегавшая талию, широкая в плечах, позволявшая хорошо разглядеть верх грудей, похожих на два спелых граната, лежащих на блюде. Под ногами у нее стоял пластиковый рюкзак. Она выглядела так, будто только что сошла с рекламного плаката. И еще она наводила на мысль о серьезных неприятностях.

Виктор очень давно сталкивался с серьезными неприятностями. И потому он остановился.

– На восток едешь? – спросила женщина.

– Угу.

Она окинула взглядом россыпь значков, украшавших его кевлокожаную куртку – политики, которым не светит избрание, лозунги, которым никто никогда не последует, – и шевельнула ярко накрашенными губами в чуть заметной улыбке.

– Либертарианец, да? А ты понимаешь, что такого явления, как либертарианская Россия, не существует? Это несовместимые понятия такого же рода, как травоядный тигр или честный полицейский.

Виктор пожал плечами:

– Тем не менее вот он, я.

– Тебе только так кажется. – И тут же сделалась чрезвычайно деловитой: – Если подвезешь меня, я у тебя отсосу.

В первую секунду Виктор совсем растерялся. Потом сказал:

– Вообще-то я еду очень далеко. Через всю Сибирь и, наверно, остановлюсь лишь около Тихого океана.

– Отлично. Каждый день по разу, пока мы едем вместе. Лады?

– Лады.

Виктор перенастроил корму мотоцикла, чтобы попутчице было где сидеть и было где устроить ее рюкзак, повысил давление в шинах для компенсации дополнительного груза. Она пристроилась у него за спиной, и они покатили на восток.

На закате они остановились и разбили лагерь в сосновом мелколесье близ развалин поста ГАИ. Когда они поставили складные палатки (палатка женщины была размером с ее кулачок, но в установленном виде представляла собой довольно внушительное сооружение, Виктор же возил с собой самый маленький тент, какой только смог найти) и развели костер, женщина расплатилась за минувший день. Потом, когда Виктор резал купленную ранее курицу, они понемногу разговорились.

– Ты не сказала, как тебя зовут, – сказал Виктор.

– Светлана.

– Просто Светлана?