Книга Футбол оптом и в розницу - Марк Рафалов

Я и мой автомобиль

Коль скоро я позволил себе рассказать о милых собачках, которых назвал друзьями семьи, то с неменьшим основанием считаю в нынешних житейских условиях возможным сказать нечто иное о других наших спутниках — автомобилях.

Эти наглые, разорительные, чаще всего не могущие похвастать элитным родством твари стали (по крайней мере для подавляющего числа москвичей) существами почти бесполезными.

В самом деле, вместо того чтобы сидеть часами в пробках и опаздывать на все рауты, приемы, встречи и свидания, лучше держать их в гаражах и пользоваться маршрутными такси, которые в столице размножаются со скоростью тараканов. В конце концов можно смириться с городским транспортом. По крайней мере надежнее, быстрее и дешевле.

Если вы еще молоды, то, скорее всего, вряд ли согласитесь с моими утопическими разглагольствованиями. И все же хочу, чтобы вы меня поняли.

Я получил право сесть за руль еще в годы Великой Отечественной. Тогда в военных училищах (тем более танковых) каждый молодой выпускник обязательно становился автомобилистом.

С тех пор я был владельцем семи разных марок авто. Примерно до года 1997—1998 я не покидал дом без своего любимого детища. По мере того как росли цены на бензин, городские магистрали все гуще и чаще стали закупориваться чудовищными пробками, поездки на дачу с середины пятницы и до конца субботы становились так же труднопреодолимы, как восхождения на Эверест. Я с грустью и жалостью стал поглядывать на своего стареющего друга.

Я перестал завидовать товарищам, сидящим в «мерседесах», «фордах», «ауди» и прочих «мицубиси», только потому, что судьба бесцеремонно и грубо уравняла нас в правах и возможностях. Мы все стали торчать в проклятых пробках, дышать отравой вонючих выхлопных газов. И «мерседесы», и «жигули», и «москвичи» рядом с «запорожцами» и «окой» с вынужденной обреченностью застывают рядом в одной и той же непреодолимой толчее и с нескрываемой ненавистью разглядывают друг друга.

Словом, в 2003 году я уже подумывал о расставании с почетным, но невероятно обременительным званием автолюбителя. Мои пораженческие настроения были приторможены слухами о том, что к 60-летию Победы инвалидам Отечестненной войны федеральные и столичные власти на паях подарят новенькие «жигули». Отступиться от халявы было выше моих сил. Я сдался. И... стал владельцем ВАЗ-21053!

Минул год. Я проехал на новой машине меньше тысячи километров. К тому же заплатил жуликоватым страховщикам четыре тысячи рублей! За что?

Почти сто лет назад Илья Ильф и Евгений Петров весело писали про наши национальные особенности: бездорожье и разгильдяйство. Разве могли они тогда подумать, что в XXI веке все будет еще хуже?

Тем не менее считаю необходимым сказать добрые слова в адрес гаишников, которых ругают все кому не лень. Не знаю почему мне так везло, но даю честное слово автолюбителя с 60-летним стажем, что ко мне сотрудники ГАИ никогда не придирались и уж тем более даже не пытались прибегать к вымогательству. Хотя, признаюсь, Правила дорожного движения мне доводилось нарушать не так уж редко.

Я в свою очередь старался не упускать возможности как-то откликнуться на внимательное отношение: почти всегда я дарил симпатичным сотрудникам ГАИ свои книжки. Они никогда от моих сувениров не отказывались, ибо большинство из них были поклонниками футбола.

Когда бывало стыдно...

В начале этой книги я обещал обойтись без лишней лакировки собственного образа и быть предельно откровенным.

Признаюсь, что о многих деталях своей жизни я, сам удивляясь, навспоминал много интересного. Однако, мне кажется, я не в полной мере выполнил свое обещание и почти не рассказал о поступках, которые мне сегодня стыдно вспоминать. Увы, их немало.

В рассказе о своих выходках, которые и сегодня вызывают у меня незатухающее чувство стыда, я не могу обойти историю, произошедшую со мной осенью 1941 года. Война уже вовсю гремела по стране. Ее непременный спутник — голод — ощущался все назойливее и мучительнее. Мне было нестерпимо смотреть, как страдают мама и десятилетняя Юля. Надо было что-то делать. И тут мой товарищ, с которым мы постоянно играли в футбол, Витек Осипов, живший в доме № 24 по Петровке, сделал мне неожиданное, но очень заманчивое предложение.

Он сказал, что где-то на юге Рязанской области, недалеко от железнодорожной станции Александр Невский, почти на границе с Липецкой и Тамбовской областями, в глухой деревне, живет его тетка. «Так вот, — заключил Витя, — если поедем туда, захватив с собой старую одежду, обувь, нитки, ножницы, клеенки и прочие не очень необходимые нам сегодня вещи, то сможем выменять их на муку, горох и еще на какой-либо вполне съедобный продукт». Рассказав маме о проекте моего товарища, я не сразу получил одобрение. Ведь пассажирские поезда уже не ходили, немцы были совсем рядом и угрожали Москве. Повсюду несли службу воинские патрули. Как ехать в такую даль и так рисковать?! Но положение нашей семьи становилось все хуже, и мама вынуждена была, хоть и с тревогой, отпустить меня в дальнюю дорогу. Не буду рассказывать, как мы ехали в грязных товарных вагонах, как мерзли и прятались от патрулей. Но все же до цели мы добрались.

«Товарообмен» при активном посредничестве родственников Виктора был проведен весьма быстро и, главное, на взаимовыгодных условиях. Вечером накануне отъезда нас хорошенько угостили отварной картошкой и не самым плохим самогоном. После застолья кто-то предложил скоротать время за картами. Кроме подкидного дурака, петуха и игры в очко, мы ничего не знали, поэтому остановили свой выбор на самой азартной игре. Часам К трем ночи у меня осталось всего три рубля. Все деньги и выменянные продукты я успел проиграть. Я сидел за столом весь в поту от стыда и ужаса и размышлял о том, что меня ожидает. Перед глазами все время стояли лица мамы и сестры. Какой же я негодяй! Как же я мог позволить себе проиграть с таким трудом добытую для них еду?! Уже почти ничего не соображая, я все же продолжал сражаться, вспоминая Германна из «Пиковой дамы». Возможно, мои страдания дошли до Бога, о котором я тогда и помыслить-то не смел. Атеистом был воспитан отчаянным. Тем не менее карта вдруг пошла. Я взбодрился и едва ли не после каждой сдачи быстро выкрикивал: «Очко!» — подгребал к себе замусоленные купюры и приготовленные к отъезду узлы с провиантом. Словом, к утру я отыгрался полностью и даже оказался с маленьким «наваром». Я был так счастлив, что даже не запомнил всех коллизий, преследовавших нас на обратном пути в Москву.

Тогда я дал себе слово никогда не играть в карты на деньги. Этому правилу я неизменно следую (студенческий преферанс или та же игра на судейских сборах в Сочи не в счет: они ни в какое сравнение с карточным побоищем осени 41-го не идут).

Я и сегодня краснею, вспоминая свои проделки той же голодной зимой 1941/42 года. Я уже упоминал о чувстве голода. Это особое чувство! Оно безотвязно преследует тебя ежедневно, ежечасно. Оно унижает людей, толкает их порой на дикие, совершенно им Не свойственные поступки. Видимо, поэтому и оказался жертвой этого всепоглощающего унижения. Наши соседи по коммуналке хранили в коридоре на шкафу Несколько мешков с сухарями. В этих видавших виды «хранилищах» Ныло несколько дырочек, через которые были видны такие желанные сухари. Мама была вынуждена часто кормить нас с сестрой котлетками из картофельных очисток. На столе не было ни мяса, ни масла, ни сахара. Точнее, они раз в месяц появлялись, когда отоваривались наши карточки, но уже через день-два исчезали в наших ненасытных желудках. По нескольку раз в день я выходил из комнаты, чтобы только взглянуть на ценности, лежавшие на шкафу. Этому мазохизму не суждено было долго испытывать мое терпение. Однажды днем, когда соседей не было, я не выдержал: приставив к шкафу старый стул, я судорожным движением извлек два сухарика и, дрожа от страха, метнулся в нашу комнату. Там, почти не разгрызая свою добычу, проглотил сухари. Еще несколько раз я выходил на охоту... и ни разу не попался. Соседи, видимо, делали вид, что ничего не замечают.