Книга Неизвестный террорист - Ричард Фланаган

Ричард Коуди презирал журналистов, способных «скроить» сюжет, подтасовывая факты. И ненавидел расхожую фразу «не позволяйте фактам портить хороший сюжет», ибо искусство журналистики – а Ричард Коуди, уже несколько раз ставший лауреатом австралийской премии Walkley и в качестве хобби, как недавно писали о нем в Women’s Weekly, увлекавшийся акварельной пейзажной живописью, твердо верил, что журналистика «в своей наивысшей инкарнации безусловно является искусством», – должно основываться только на достоверных фактах, которые автор материала сумел собрать и донести до читателей или слушателей в виде достойной внимания истории.

А потому он все-таки постарался дозвониться до Рея Эттслингера, в данный момент находившегося в Байрон-Бей на конференции, посвященной парапсихологическим аспектам современного корпоративного менеджмента, ибо очень хотел услышать ответ Рея на вопрос о том, может ли подобное, почти гротескное, отсутствие эмоций соотноситься с портретом террориста-самоубийцы.

Рей Эттслингер ответил не сразу, поскольку был пьян. Сперва он, стараясь не замечать аборигенов-попрошаек, полюбовался прекрасным видом на Австралийское море, открывавшимся с веранды ресторана. Затем, так и не сказав Коуди ни «да», ни «нет» и прикрыв рукой залапанный сальными пальцами телефон Motorola, прошипел сидевшим с ним за одним столом академикам: «Пресса!» – и скорбно округлил свои хитрые глазки, словно общение с прессой было весьма утомительной составляющей его каждодневной жизни, а не тем единственным, что в данный момент волновало всех представителей его мира, вселяя в них надежду.

Услугами психолога Рея Эттслингера Ричард Коуди в последний раз пользовался, создавая сюжет о полтергейсте в Сиднейской Опере. Ричарду Коуди очень нравилось подобное сотрудничество: Эттслингер обладал поистине чудесным талантом интерпретатора. У него был самый большой нос из всех, какие Ричарду Коуди когда-либо доводилось видеть, несколько диковатый взгляд и совершенно особая манера держаться – одновременно и слегка напыщенная, и в высшей степени авторитетная. Он всегда правильно понимал то направление, которое задавал ему Ричард Коуди, и никогда не возражал, если тот его прерывал. В общем, он был, что называется, с понятием.

Рей Эттслингер встал из-за стола и, спустившись с веранды, стал рассказывать Ричарду Коуди, как он устал, как отчаянно болит у него спина, а также плечо и живот, хотя на самом деле он очень неплохо провел вечер в одном из ресторанов Байрон-Бей. Затем он долго и нудно жаловался на студентов, но стоило Ричарду Коуди упомянуть о стриптизерше, оказавшейся террористкой, и Рей Эттслингер мгновенно перестал ныть и ожил, точно «проснувшийся» компьютер. Ричарду Коуди даже показалось, что он слышит тихое журчание магнитных дисков и гудение вентиляторов, охлаждающих платы «Интела», которые в настоящий момент обрабатывают полученную информацию, дабы выдать максимально корректный результат.

Центр Рея Эттслингера по совершенствованию культуры управления при Сиднейском технологическом университете уже не привлекал такого количества слушателей, как несколько лет назад. Кроме того, Рей только что расстался со своей третьей женой, а продвижения по службе ему обещано не было, поскольку он отказался от заведования кафедрой в Университете Тасмании – по той причине, как он шутя объяснял приятелям, что никак не мог решить, то ли ему воспринимать подобное предложение как повышение, то ли как ссылку. Его первые две жены постоянно требовали от него увеличения алиментов, а некогда дававшие весьма приличный дополнительный доход консультации по корпоративному менеджменту перестали быть столь прибыльными. Короче, Рею Эттслингеру деньги были очень нужны, и он прекрасно понимал: чтобы их заработать, ему необходимо обратить на себя внимание. Он уже сделал на конференции в Штутгарте доклад, весьма хорошо воспринятый аудиторией, на тему «Когнитивный диссонанс и террорист-самоубийца» и закинул удочку на предмет заведования только что созданной кафедрой по исследованию проблем терроризма в Австралийской академии министерства обороны. И вот теперь он должен был определить, может ли эта танцовщица быть террористкой.

– Ну, конечно, – сказал Рей Эттслингер. – Все эти составляющие прекрасно друг с другом соотносятся.

И это действительно было так.

Как бы его приятели из Академии наук ни высмеивали коммерческие СМИ, Рей Эттслингер понимал: журналистские расследования имеют куда больший вес, чем это осмеливаются признавать его коллеги. А в данный момент руководство программы Undercurrent предлагало ему маленькую, но весьма важную и, как он подозревал, значимую роль в драме поистине государственного значения. И он был просто не в силах противиться такому искушению.

– Подобное поведение вполне предсказуемо, – куда более уверенным тоном продолжал Рей Эттслингер; теперь голос его звучал столь же ярко, как на новом мониторе LCD. – Да и кто, на самом деле, мог бы с уверенностью сказать, что именно послужило причиной того, что человек сознательно решил сам себя взорвать? Что? Скорее всего, некая, поистине ужасающая, душевная травма.

– Ну, какая там у нее может быть душевная травма, Рей? – усмехнулся Ричард Коуди. – Она, похоже… в общем… она самая обычная девица.

– А ее семья? – спросил Рей Эттслингер.

– Родители разведены. Тоже дело обычное. Мать умерла, погибла в автомобильной аварии. Никаких свидетельств в криминальном досье.

– Возьми интервью у ее отца, – потребовал Рей Эттслингер, – потом перешлешь мне видеозапись со своими комментариями. Либо отец ее ненавидит, либо между ними существует полное отчуждение – вот тебе и прекрасное объяснение того, что ее потянуло к террористам!

– И она с кем-то из них с горя потрахалась, – задумчиво предположил Ричард Коуди, начиная улавливать, куда клонит Рей Эттслингер; это, впрочем, оказалось совсем не трудно, особенно если учесть, что Рей сейчас просто развивал идею, предложенную им, Ричардом Коуди, с самого начала.

– Идеология исламистов в таких случаях работает безотказно, – продолжал Рей Эттслингер, хотя об исламе не знал практически ничего, – ибо предлагает не только надежную личностную тождественность, но механизм возмездия. Возможен и альтернативный вариант: отец ее любит, души в ней не чает, и она совершенно испорчена и избалована – в общем, синдром Патти Хёрст[21]. – Рей Эттслингер практически ничего не знал и о Патти Хёрст.

– Значит, она сперва разозлилась, а потом с кем-то потрахалась в состоянии крайнего раздражения? – предположил Ричард Коуди.

– Совершенно верно, – заметил Эттслингер. – Причем трахалась она с кем-то из террористов. Так или иначе, а я легко могу повернуть все так, как будет выгодно нам.

Ричарду Коуди очень понравилось это «нам». Ничего не скажешь, Рей – настоящий командный игрок. А Эттслингер между тем все продолжал рассуждать, вываливая на Ричарда Коуди массу весьма полезных советов. И поскольку ничто так не возбуждает, как совместное преследование цели, какова бы эта цель ни была, теперь уже оба невероятно оживились. Затем они согласовали время для завтрашнего интервью, и, прежде чем завершить разговор, Рей Эттслингер сказал: