Книга Жизнь пророка Мухаммеда - Вашингтон Ирвинг

Военные победы не породили в Мухаммеде ни гордости, ни тщеславия, как это неизбежно случилось бы, если бы он руководствовался эгоистическими целями. В период своего величайшего могущества он сохранил ту же простоту манер и внешности, как и в дни, когда ему приходилось испытывать всевозможные превратности судьбы. Он чуждался царских почестей, ему не нравилось даже, когда, входя к нему, кто-ни-будь выражал необычайные знаки уважения. Если он и жаждал всемирного господства, то господства веры; что же касается временной власти, возраставшей в его руках, то он пользовался ею без всякого тщеславия и не употребил ни малейшего усилия, чтоб сделать ее наследственной в своей семье.

Богатства, сыпавшиеся на него в виде военной дани и добычи, употреблялись на дела, содействовавшие победе веры, и на помощь бедным его последователям, причем часто его личная касса бывала истощена до последней монеты. Омар ибн аль-Харис утверждает, что у Мухаммеда после смерти не осталось ни одного золотого динария, ни одной серебряной драхмы, ни одного раба или рабыни, а только его седой мул Далдал, его оружие и земля, которые он завещал своим женам, детям и бедным. «Аллах, — говорит один арабский писатель, — предоставил ему ключи от всех богатств земных, но он отказался принять их».

Сколько бы земной примеси ни обнаруживалось в нем после того, как мирская власть досталась ему в руки, ранние влечения его духа всегда сказывались и возносили Мухаммеда над всем земным. Неправы те, кто пытается упрекнуть его в обмане, ибо трудно и даже невозможно примирить столь пламенное благочестие с душою, преданной неблагородным страстям и низким, земным интересам. Молитва, эта религиозная обязанность, предписываемая исламом, и это вернейшее средство хранить чистоту души, всегда соблюдалась им строго. Упование на Бога служило утешением и поддержкой ему во дни невзгод и испытаний. Айша передает, что однажды спросила его: «О пророк, разве никто не входит в рай, как только по милосердию Божию?» — «Никто, никто, никто», — отвечал он, повторяя эти слова задумчиво и с особенным ударением. «А ты, пророк, неужели и ты войдешь в рай, только если Бог смилуется над тобой?» Тогда Мухаммед, положив себе руку на голову, с особенной торжественностью произнес три раза: «И я не войду в рай, если Бог не осенит меня Своим милосердием!»

Когда Мухаммед в сильнейшей печали находился у смертного одра своего сына Ибрагима, покорность воле Божией сказывалась во всем, и надежда на то, что он сам скоро свидится с сыном в раю, служила ему утешением. Провожая останки Ибрагима, он перед страшным зрелищем могилы призывал дух сына твердо верить в единого Бога и в свою миссию как пророка. И в минуты, когда дыхание смерти уже касалось самого Мухаммеда, когда последние слова дрожали в его устах и никакие мирские заботы уже не могли руководить им, в его словах не было места обману — он был переполнен неизменным религиозным благочестием и верой в свою пророческую миссию.

Умственные видения, поразившие восторженный дух Мухаммеда на горе Хира, сопутствовали ему до самого конца земного поприща, до самого последнего дыхания.