Книга Похищенный трон - Гарри Тертлдав

Поверженный Абивард спросил:

— Когда, по-твоему, будут готовы эти вторые доспехи?

Кузнец подумал:

— Три недели, повелитель, убавь или накинь денек-другой.

— Придется этим удовольствоваться, — вздохнул Шарбараз. — По правде говоря, я не рассчитываю, что на меня нападут раньше, но каждый день без доспехов дается мне тяжело. Чувствую себя голым, будто новорожденный.

— Ну, это не совсем так, величайший, — сказал Абивард. — Целые дружины воюют в кожаных доспехах. К примеру, хаморы — ведь их лошади меньше и не могут нести такой вес, как наши. Да и я бился с ними и таком виде, пока Ганзак еще трудился над моими доспехами.

— Не сомневаюсь, — сказал Шарбараз. — Нужде закон неведом, помимо прочего, ты и сам это доказал, вытаскивая меня из Налгис-Крага. Но разве ты не почувствовал себя героем, а не просто воином, когда на плечах твоих вновь сладостно зазвенела кольчуга?

— Не знаю. Я просто почувствовал, что теперь уменьшилась вероятность быть убитым, а это тоже неплохо воодушевляет в бою.

— Повелитель, когда я слышу от тебя толковые речи, я вижу твоего отца там, где стоишь ты, — сказал Ганзак.

— Хорошо бы, — спокойно ответил Абивард, хотя сердце его преисполнилось гордости от этой похвалы. Шарбараз сказал:

— При дворе моего отца о войне я узнал от трубадуров не меньше, чем от воинов. Хорошо иметь рядом человека, который видел войну и может просто и внятно говорить о том, что для нее нужно. Исполнить свой долг и при этом остаться в живых — оно хоть и не вдохновляет на героические песни, но тоже неплохо. Еще один урок. — Он кивнул, словно запечатлевая сказанное в памяти.

Абивард тоже кивнул. Шарбараз постоянно учился. И Абиварду это нравилось: положение Царя Царей по самой своей природе склоняло его обладателя считать, что он и так уже все знает, — и кто бы осмелился ему возразить?

И еще об одном подумал он. Допустим, когда-нибудь Шарбараз поступит неправильно. Как сказал сам Царь Царей, он, Абивард, теперь рядом с ним. Но как сказать Шарбаразу, что тот не прав? Ответа он не знал.

* * *

В крепости Век-Руд Шарбараз устроился в комнате, которую занимал Абивард, когда еще был жив Годарс.

Фрада с превеликой охотой уступил ее. Она находилась через коридор от опочивальни дихгана. В определенном смысле это оказалось очень удобно.

Вернувшись вместе с Абивардом, Шарбаразом и Таншаром в Век-Руд, Динак поселилась на женской половине родного надела. Верный своему слову, Шарбараз обручился с ней, как только в крепость сумели привести служителя Господа. Но хотя она была его женой, женская половина ему не принадлежала. Если бы он явился туда, чтобы вызвать ее, когда хотел побыть в ее обществе, это вызвало бы неслыханный скандал, пусть даже он и Царь Царей.

Способ обойти это, казалось бы, безвыходное положение тоже вызвал скандал, хотя и небольшой. Наружная дверь опочивальни дихгана стала действующей границей женской половины. «В точности как в Налгис-Краге», — подумал Абивард, но мысль эту оставил при себе. Внутрь Шарбараз не заходил, но Абивард приводил туда Динак, а от дверей Шарбараз отводил ее в занимаемую им комнату. Для Динак эта комната была как бы частью женской половины.

Проблема заключалась в отрезке коридора между опочивальней дихгана и комнатой Шарбараза. Никто в крепости не хотел считать коридор частью женской половины, но никто не мог придумать, как Динак могла бы приходить к мужу, минуя коридор. Пошли всякие сплетни и пересуды.

— А не мог бы Таншар волшебством переносить меня из моей комнаты в комнату Шарбараза? — спросила Динак однажды вечером, когда Абивард подводил ее к вызвавшему столько толков коридору.

— Вряд ли, — усомнился он. — Я благодарю Господа, что у Таншара хватило силы на то, что нам уже удалось.

— О брат мой, я ведь пошутить хотела. — Динак ткнула его под ребро, отчего он подпрыгнул. — Только такой ответ я и могла придумать на вопрос, как остановить пересуды насчет наших дел.

— А-а. — Подумав, хороша ли шутка, он все же решил рассмеяться. — Хорошо, что ты снова здесь.

— И мне хорошо, — ответила она, вновь посерьезнев. — После того, что произошло на женской половине у Птардака… — Лицо ее исказилось. — Жаль, что я не могла убить того охранника. Я хотела бы убить их троих — не торопясь, отрубая по пальчику. Того, что мне удалось бежать оттуда, мало, но придется этим удовольствоваться.

Он было обнял ее, но замер, едва начав движение. Она не хотела, чтобы кто-нибудь, помимо Шарбараза, касался ее. Абивард пожалел, что она не могла позволить себе убить охранника — всех охранников — не спеша, как ей хотелось.

Он бы помог ей в этом с величайшим удовольствием и радостью.

— На самом деле даже хорошо, что Таншар не может по волшебству переносить меня из комнаты в комнату. Что бы там ни говорили другие, когда я иду по этому коридору, я чувствую себя свободной, будто могу снова, как в детстве, бегать по всей крепости. И такие чувства могут вызвать десять-двадцать шагов по каменному полу между голых стен. Странно, да?

— Я думал о том же, — сказал Абивард. — Знаешь, Рошнани и некоторые другие мои жены завидуют тебе.

— Неудивительно, — сказала Динак, когда Абивард открывал внутренние двери в своей опочивальне, пропуская ее. — Для тех, кто лишен свободы, даже малая ее толика должна казаться громадной.

— Гм. — Абивард закрыл дверь, ведущую на женскую половину, запер ее и прошел вместе с Динак к наружной двери опочивальни. Сразу за дверью ждал Шарбараз. Абивард поклонился ему:

— Величайший, я привел твою жену.

В ответ Шарбараз поклонился сначала Абиварду, потом Динак и протянул ей руку:

— Госпожа моя, не соблаговолишь ли пройти со мной?

Она переступила порог. Абивард отвернулся, чтобы, официально говоря, не видеть, как она идет по этому пресловутому — слишком уж публичному — коридору.

Потом он засмеялся над собой, над тем, как изо всех сил старается сделать вид, что обычай нисколько не нарушен, прекрасно при этом зная, что нарушен. Он подумал: уж не является ли истинным царем Макурана не Царь Царей, а обычай?

В тот вечер он привел в свою опочивальню Рошнани. Она с тоской посмотрела на наружную дверь:

— Я бы тоже хотела ходить через нее. Жизнь на Женской половине терпима, когда знаешь, что все в одинаковом положении. А когда одной можно то, чего нельзя другим… — Она замолчала, должно быть, проглатывая часть того, что хотела сказать. — Это тяжело, — закончила она.

— Мне жаль, что это тебя огорчает, — сказал Абивард. — Хотя я и не знаю, что с этим поделать. Не могу же я по одной прихоти отбросить многовековую традицию. Ведь традиция не предполагала, что Царю Царей придется искать убежища в захолустной крепости или что он женится на сестре дихгана.

— Я знаю, — сказала Рошнани. — И пожалуйста, пойми, я не ставлю счастье Динак ей в укор. Мы с ней прекрасно ладим, как будто мы — родные сестры. Мне просто хочется, чтобы и мой кусочек мира был чуточку побольше. Все, что я видела в мире, став женщиной, — это две женские половины и землю между крепостью, где я родилась, и Век-Рудом. Этого мало.