Книга Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России - Борис Григорьев

На том и порешили. 22 мая/2 июня 1746 года в доме Бестужева-Рюмина был подписан договор сроком на 25 лет, что по тогдашним временам, при постоянно менявшейся внешнеполитической конъюнктуре, для России было довольно смело. Каждая из сторон обязалась выставить на помощь подвергшемуся нападению союзнику 20 тыс. пехоты и 10 тыс. кавалерии. При возникновении войны Австрии с Италией или России с Турцией союзник ограничивался лишь демонстрацией силы на границе союзного государства. Одной из секретных статей предусматривалась поддержка Австрией прав великого князя Петра Фёдоровича на Шлезвиг-Гольштейн, который присоединила к себе Дания. Австрия пошла на эту жертву, хотя она могла привести к разрыву австро-датского договора от 1732 года.

С. Нелипович пишет о большой победе русских дипломатов во главе с Бестужевым-Рюминым: обязанности России по отношению к Австрии значительно перевешивались гарантиями Вены против беспокойных русских соседей — Швеции, Пруссии и Турции. Русско-австрийский договор, один из первых тайных трактатов в истории России, имея однозначно антипрусскую направленность, стал лишь первым звеном в системе договоров, предварив собой целую цепочку других международных соглашений России.

Вслед за русско-австрийским соглашением Бестужеву 10 июня 1746 года удалось заключить оборонительный союз с Данией, имевший ярко выраженную антишведскую направленность. Для этого ему нужно было, наоборот, отказаться от защиты интересов голштинского двора. Как нам представляется, большой жалости канцлер по этому поводу не испытывал. Великий князь Пётр Фёдорович, формальный правитель утерянной Голштинии, своими претензиями доставлял ему одни только хлопоты. Голштинский министр Петер Пе(х)лин, совершенно преданный канцлеру Бестужеву, и датский посланник в Петербурге Линар[77], занимавшиеся этим вопросом, предложили великому князю замену — Ольденбургское герцогство и княжество Дельменхорст, но Пётр Фёдорович с Голштинией расставаться не захотел. Пришлось просто пренебречь его желанием, естественно, не ставя его об этом в известность. В секретной статье договора, абсолютно неизвестной тогда и шведам, Елизавета Петровна брала на себя перед датчанами ответное обязательство никогда не позволять шведским королям владеть Голштинией и обещала уговорить Адольфа-Фредрика отказаться от своих наследственных прав на герцогство. Копенгагену это реальное и выгодное предложение понравилось куда больше, нежели ничем не подкреплённые обещания Швеции. Всё это свидетельствовало о том, что в Петербурге стал преобладать реальный взгляд на развитие событий в Скандинавии, и что на Адольфа-Фредрика в Коллегии иностранных дел ставку уже не делали.

В следующем, 1747 году России, то есть Бестужеву-Рюмину, удалось заключить выгодную конвенцию с Османской Портой и на некоторое время нейтрализовать её агрессивные по отношению к России намерения. Австро-русский договор — краеугольный камень внешнеполитической программы Бестужева-Рюмина — несколько позже был также дополнен договорами с Польшей и Англией. Курс на союз с Австрией, взятый ещё дипломатией Петра I, но реализованный лишь Бестужевым-Рюминым, продолжится — плохо ли, хорошо ли, об этом следует судить в другом месте, — на протяжении более сотни лет. Во всяком случае, в тот период этот альянс был для России весьма необходимой и полезной мерой.

За новые успехи на внешнеполитическом фронте на Бестужева-Рюмина посыпались милости императрицы: он получил от неё 6 тысяч червонцев, и ему была пожалована мыза Каменный Нос в Ингерманландии, конфискованная всё у того же А.И. Остермана. Трудно сказать, испытывал ли великий канцлер Елизаветы какое-либо внутреннее торжество над своим бывшим противником, хотя друзья и недруги Алексея Петровича полагали, что это так и было.

А.П. Бестужев-Рюмин очень рассчитывал также на вознаграждение со стороны австрийцев. Каково же было его удивление, когда посланник Й. Урзинн фон Розенберг рассказал ему, что у него не только не было свободных денег, но он испытывал недостаток средств даже на собственное содержание. На приёме у Елизаветы Петровны его пригласили к карточному столу, и несчастный австриец обливался потом при одной только мысли, что в случае проигрыша ему нечем будет уплатить долг. Ему удалось, однако, выиграть у русской императрицы 400 рублей, на которые он кое-как сводил концы с концами своё проживание в дорогой русской столице. Бестужев не был скаредным человеком и ссудил Розенберга своими деньгами, дав ему в долг 3 тысячи рублей. Позже за подписание договора Бестужев всё-таки «отыгрался» на австрийцах и получил, как он и рассчитывал, полагавшийся австрийский «пенсион» в размере 6 тысяч червонцев.

Вена и Петербург призывали присоединиться к договору и другие страны, в первую очередь Англию. Брат канцлера М.П. Бестужев-Рюмин пытался противостоять франко-прусской дипломатии в Польше и приступил к изучению условий для того, чтобы освободить из объятий Пруссии Саксонию и снова склонить Августа III на сторону Австрии и России.

Русско-австрийский договор застиг Версаль врасплох. В то время как д'Аржансон «ублажал» гостившего во Франции вице-канцлера М.И. Воронцова, рассказывавшего с таинственным видом о милостях, которыми он якобы пользовался у государыни-матушки Елизаветы, о своих разногласиях с Бестужевым и симпатиях к Франции, Бестужев женил своего сына Андрея на племяннице фаворита А.Г. Разумовского и ещё более укрепил своё положение. В отсутствие Воронцова его партия потерпела окончательное поражение и притихла, а сторонники великого канцлера на конференции в Зимнем дворце в конце 1746 — начале 1747 года сумели убедить императрицу в необходимости присоединиться к австро-английской конвенции, направленной против Франции. На деньги австрийцев и англичан Россия обязывалась выставить 30-тысячный вспомогательный корпус или вместо него сосредоточить в Курляндии и на Двине у Риги 90-тысячную армию и 50 галер.

Но канцлер не слишком заносился и старался сохранить со своим заместителем хотя бы видимость приличных отношений. Так в переписке с ним Бестужев называл Воронцова своим искренним и нелицемерным другом, а себя — вернейшим и усерднейшим слугой. Извещая Михаила Илларионовича о том, что императрица всегда милостиво отзывалась и о нём, и о его жене, Алексей Петрович писал: «Я без похвалы сказать могу, что редко какой день проходит, когда б я с прочими вашего сиятельства приятелями за здравие ваше не пил».

Воронцов тоже знал цену всем этим уверениям и сердился на канцлера за то, что тот не информировал его о важных и секретных делах Коллегии. Ещё больше Воронцов рассердился, когда узнал, что человек, бывший его правой рукой — Адриан Иванович Неплюев — назначен резидентом в Константинополь, и не скрыл своего неудовольствия[78]. Бестужев оправдывался, что и без Неплюева дела в Коллегии идут прекрасно, и что он по-прежнему хорошо относится к этому работнику.