Книга Уругуру - Алексей Санаев

– Да, они очень быстро передвигаются и сторонятся людей. Ближайшие родственники русских домовых, Алексей, – улыбнулась Амани, повернувшись ко мне. – Они могут усыпить человека, если обнаружат, что тот их увидел. А проснувшись, никто не будет помнить, что видел гнома. Причем, странное дело, их никто и никогда не видел стоящими. Андумбулу всегда сидят – или на цветном камне, или на корточках.

– Так... А у вас не хватает воображения предположить, что древние теллемы и нынешние андумбулу – это один и тот же народ? – спросил я присутствующих. – Те и другие маленькие, красного цвета, живут среди скал. Теллемы сидят на корточках, эти тоже постоянно сидят! А что у них за язык?

– Про язык андумбулу я слышу впервые, – заметила Амани. – Ни в одной легенде про разговоры с ними ничего не сказано. Вряд ли они вообще умеют говорить...

– А что может значить человек из андумбулу?

В смысле, гном?

– Думаю, в деревне Найе живет некий человек, который рассказывает легенды про гномов, – сказал Малик. – Типа местного сказителя – в Стране догонов таких очень много. Точно такой же тип обретается в деревне Сонго. По вечерам он собирает стариков и рассказывает им сказки, а они дают ему еду и ночлег.

– Но он живет за стеной песка, – напомнил Оливье слова предсказателя. – Что это может значить?

– Не знаю, – пожала плечами Амани. – Он может быть отшельником в пустыне...

– Хорошо, с этим ясно, – сказал я. – Необходимо как-то найти этого в высшей степени странного субъекта. Теперь дальше: кто-нибудь расскажет нам про барана с внешностью льва? Или это просто играет воображение нашего друга Абдаллаха?

– Я расскажу, – вставил Малик, расправившись со своей частью курицы и приступая к манго. – Баран в виде льва – вполне реальный персонаж у нас в Африке. Имеется в виду взрослый, здоровый баран с длинной шерстью на подбородке, типа бороды. Он не очень тянет на льва, но почему-то у местных жителей считается, что похож. Видимо, потому что льва в этих краях давно уже никто не видел. Такие бараны дорого стоят, но считаются отличным подарком или подношением богам. Такого можно найти на пятидневном рынке в деревнях догонов.

Я покачал головой:

– Жалко, что нет Жана-Мари... Барана мы бы точно повесили на зоолога со стажем. А теперь придется тащить его самим. Не знаю, как вы, а я никогда не путешествовал такой странной компанией.

– Э... Но мы не знаем имени этого гнома, как же мы найдем его? Вряд ли можно вот так ездить по деревням и интересоваться: «А где здесь проживает ваш гном?»

– Его имя и жилище знают люди с закрытыми лицами, – подсказал я изречение Абдаллаха.

– А что за люди с закрытыми лицами? – встрепенулся Оливье. – Еще один таинственный народ?

– Кажется, речь идет о туарегах, – задумчиво произнесла Амани. – Это ведь именно они закрывают свои лица, видны только глаза – такая традиция. Здесь, в Стране догонов, их редко встретишь, они живут далеко на севере, в Сахаре. Не понимаю, откуда они могут знать про андумбулу...

– А мне как раз понятно, – вставил я. – Догоны, быть может, тоже знают о них, только нам из них никто ничего не скажет. А туарегам на Сокровенное Знание плевать, они расскажут все, что знают.

– Глупость какая-то, – вконец загрустил Оливье. – Почему, на каком таком основании мы вообще должны верить этому безумцу с лисьими следами? Если бы с нами был Брезе, он быстро нашел бы объяснение всему этому колдовству! Этот Абдаллах просто заморочил нам голову, больше ничего... И потом, – обратился он ко мне, – с какого такого он заявил, что именно вы, Алексей, узнаете правду? А мы все где будем?

– Я Абдаллаху верю, – деловито вступился за провидца Малик. – Полтора года назад в одном ночном баре в Бамако я познакомился с парнем из племени мосси. Абдаллах сказал мне, что он предаст меня, и точно: уже несколько месяцев он не отдает мне долг – двенадцать тысяч франков!

– Не знаю... – Я задумчиво покрутил в руках последний банан из связки, которую практически в одиночку съела Амани. – Не знаю, кому тут верить. В конце концов, после всего произошедшего я уже не удивлюсь, если что-то из предсказанного сбудется. И потом, мы же ничего не теряем, если съездим к туарегам или в деревню Найе.

Я отодвинул тарелку и встал из-за стола. Заходящее солнце подсвечивало нежно-розовым светом кроны баобабов, зато стены глиняных амбаров стали в его лучах ярко-оранжевыми. С нашей веранды было хорошо видно, как жительницы деревни поспешно возвращаются от колодца. Они несли за спиной кадки с водой, удерживая гигантскую ношу в нужном положении с помощью ремня, перекинутого через лоб. В окрестных дворах ставили на огонь огромные блюда с просяной кашей, а босоногие дети бегали за курами, загоняя их в сараи на ночлег. Спустя час в окошках квадратных хижин погаснут лучины, а через два часа во всей деревне не будет слышно ни звука, и никто не нарушит запрета хогонов: после наступления темноты на улицу выходить нельзя...

– Все ясно, – прервал наконец я задумчивое молчание и подавил вздох. – У нас с вами три направления поисков. Где-то в деревне Найе, на юг отсюда, живет сказитель, обладающий информацией о загадочных гномах андумбулу или, по крайней мере, имеющий о них какое-то представление. А на севере, у старых туарегов, по-видимому, сохранились сведения об этом человеке, которые могут быть нам полезны. Малик, скорее всего, сможет узнать в Бамако, с кем из старейшин туарегов можно об этом поговорить. Наконец, самое интересное – информация о матери Амани... Два сердца будут вместе там, где было третье. Знаете, Амани, по-моему, вы найдете свою мать там, где потеряли отца, – в своей родной деревне! Эх, друзья, нам просто кажется, что все так бесконечно закручено – а у Бледного Лиса, как видите, все очень просто...

Амани ничего не ответила, только почему-то опустила голову.

Плану ночной вылазки, на которую рассчитывали мы с Лабессом, не суждено было осуществиться. Через час после ужина у Оливье резко повысилась температура. Все началось с легкого недомогания: сначала он храбрился, но потом ему пришлось лечь в постель. Болезнь прогрессировала ураганными темпами – всего за десять минут из бодрого здоровяка он на наших глазах превратился в абсолютно больного человека, так что мы не успели даже достать лекарств. Он метался на кровати, у него зуб на зуб не попадал от озноба, а в ответ на предложение принять жаропонижающее, которое немедленно приготовила Амани, он только отрицательно мотал головой. Мы, смертельно перепугавшись, стояли возле его койки и не знали, что и делать.

– Не надо таблеток, – наконец прохрипел он из-под одеял. – Это малярия, приступ... Я давно болен. Странно, что здесь... В таком сухом климате... Непонятно...

Малярией, как впоследствии выяснилось, Лабесс заболел лет шесть назад где-то в Габоне. Вылечить до конца ее невозможно, хотя в умеренном климате она проявляет себя редко. Но здесь, в тропиках, болезнь снова дала себя знать. Приступ озноба – первое проявление малярийного припадка – проходит довольно быстро, уже через четверть часа температура начала снижаться столь же резко, как и появилась. Приступ перешел во вторую фазу – Лабессу стало безумно жарко, он скинул с себя одеяло и требовал, чтобы его вынесли на веранду. Амани принесла ему уже четвертый стакан чая, пока я простыми словами растолковал больному, что для того, чтобы вытащить его тушу из комнаты, понадобятся усилия всей деревни, а трактор мы забыли захватить с собой из Бандиагары. В конце концов, прошел и жар, к Оливье вернулся дар речи, и он, попросив выйти из комнаты перепуганных Малика и Амани, обратился ко мне: