Книга Первая императрица России - Михаил Кожемякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В твоей воле повелеть мне носить и алмазную звезду, и рубище, – равнодушно отозвалась Екатерина. – О другой награде хотела попросить тебя, Петер…
– О какой такой награде, друг мой сердешный?
– Женщины из фрау-циммера моего пожертвовали всем своим достоянием за спасение войска нашего, за жизнь мужей своих! Все они небогаты и необразованны, Петер, но щедро наделены Богом величием души! Награди и их со всей щедростью и милостью твоею, великий государь, когда из похода вернемся. Казна российская от этого не оскудеет…
– Ладно, Катя, будут твоим красавицам новые цацки с самоцветными каменьями да бомбошки всякие, я о том позабочусь, – без особого воодушевления отозвался Петр, всегда по-детски обижавшийся, когда Екатерина не выражала восторга по поводу его проектов. – А ты не горюй, отдыхай, Катя. Ты баба молодая, крепкая, крепче иного мужика. Будут у нас еще дети. Я уж постараюсь… Да и ты, верю, не оплошаешь.
Петр быстро и горячо обнял жену и вышел из палатки. Его лицо просветлело. Он шел по лагерю, как раньше, быстрыми, огромными шагами. И, вглядываясь в лицо царя, облегченно вздыхали его воспрянувшие духом воины. Видно, и правда – в утешение и заступу дана нам эта чухонка, пасторская воспитанница! Кто, как не она, с царевым гневом сладит да в беде спасет? Хорошая женка Петру досталась, хоть и роду простого и происхождения темного… Виват, Екатерина Алексеевна! Виват, царица-матушка!
* * *
Для шведского короля в османском лагере разбили простой шатер из небеленого холста. Карл XII, узнав о заключении мира, стрелой примчался к великому визирю, загоняя в пути одного коня за другим, оставив далеко позади свою свиту. Даже верные драбанты не в силах были угнаться за королем и отстали.
И все-таки он опоздал, опоздал, опоздал!! Последние обозные фуры вытягивались из разбитых укреплений петровской армии, а сам Петр уже маршировал где-то во многих верстах отсюда во главе своей разгромленной, униженной, но не уничтоженной армии!
Карл Шведский опрометью бросился к Балтаджи Мехмед-паше, просил, убеждал, угрожал, умолял. Сейчас еще не поздно расторгнуть мирный договор с московитами! Если ударить по растянувшимся по дорогам полкам царя Петра сейчас, одной только османской конницы и татар хватит, чтобы уничтожить их до последнего человека… Если великий визирь пожелает, он, Карл, может сам возглавить нападение!
Балтаджи Мехмед-паша молча слушал бесновавшегося перед ним хромого, тщедушного человека с длинным, изжелта-бледным лицом, на котором даже сейчас, в минуту наивысшего напряжения, не проступило и следа румянца. Только жидкие волосы неопределенно-серого цвета, болтавшиеся неопрятными потными прядями, казалось, встали дыбом вокруг этой восковой маски живого покойника. Дождавшись, пока Карл захлебнулся словами и зашелся в приступе надрывного нервного кашля, Мехмед-паша спокойно ответил:
– Коли хочешь, нападай на московитов со своими людьми, а мы заключенного мира не нарушим. Но ты вряд ли осмелишься, ибо уже испытал их под Полтавой. Теперь и мы их знаем… Иди, отдохни с дороги!
Карл сразу как-то поник, будто из него ушли остатки жизни, и беспрепятственно позволил слугам визиря увести себя.
В палатке приступ королевского гнева повторился. Припадая на раненную под Полтавой ногу, северный лев метался из угла в угол и потрясал в воздухе тощими, но сильными кулаками. Два его единственных подданных в османском стане – Йохан Крузе и Ханс Хольмстрем – стояли перед ним во фрунт и стоически переносили удары молний.
– Мерзавцы, ничтожества, вы недостойны носить синие мундиры шведских офицеров! – кричал Карл, обильно брызжа слюной. – Я бы мог расстрелять вас, но для вас слишком большая честь умереть от пули! Я бы мог повесить вас, но в этой проклятой стране нет дерева достаточно высокого, чтобы все видели, как вас жрут вороны! Я бы мог выгнать вас голыми из своей армии! Но для вас нет достойного наказания, потому что нет большего наказания для шведского офицера, чем не выполнить клятву, данную своему королю!!! Вы обещали мне, что убьете царя московитов! И что?! Проклятый, ненавистный Петр сейчас смеется мне в лицо, уводя отсюда свою армию! Чего молчите, негодяи?!
– Наше положение не позволяет нам ответить на оскорбления Вашего Величества, как подобает офицеру и дворянину отвечать на оскорбления равного! – сквозь зубы процедил Йохан.
– Замолчи, Крузе, ты мелкий деревенский рыцарь и скверный офицер, не тебе говорить языком чести! – заверещал король шведов. – Бери пример с Хольмстрема: он сознает всю низость своего богомерзкого преступления и молчит!
– Ваше Величество, вы хоть сами изволили понять собственные слова? – дерзко вмешался Хольмстрем, которому тоже изрядно надоело слушать истерические выкрики когда-то обожаемого, а теперь жалкого вождя. – В чем это состоит мое помянутое богомерзкое преступление? Все три дня сражения под Станилешти я провел на передовых турецких батареях с подзорной трубой в руке. Как только я замечал где знакомую долговязую фигуру Бон-Бом-Дира Петьки Михайлова… то есть, виноват, вашего царственного брата Петра Московского, сразу указывал на нее турецким топчиям![70] Даже подходящую фразу по-турецки выучил: «Дели’нин Петро! Вур ону!»[71] А они только скалились в ответ и палили куда угодно, но не в него. Откуда мне было знать, что великий визирь приказал своим пушкарям не стрелять в московского царя? Он тогда думал взять его живым для триумфа в Истанбуле, а потом, надо полагать, передумал…
– Замолчи, Хольмстрем!! Ты должен был стрелять сам и убить Петра! – срывающимся голосом выкрикнул король.
– Стрелял я, – мрачно признался Йохан. – Когда решалась судьба сражения, в день двадцатого июля, я пошел на приступ лагеря московитов с храбрыми султанскими янычарами. Как только мы ворвались за ретраншемент, над головами дерущихся я увидел царя Петра. Он скакал куда-то на рослом вороном коне. Я выстрелил в него, но мое ружье дало осечку. Тогда я вырвал другое из рук раненого московита и выстрелил вновь. Увы, Петр был уже слишком далеко, и пуля не настигла его… Как видно, не было Божьей воли, чтобы я убил его в этот раз!
Карл XII стиснул виски руками и застонал, как от сильной боли.
– За одно это вас следовало бы лишить всех званий и наград, которыми я пожаловал вас, проклятые бездельники! – произнес он наконец немного спокойнее. – Но я не сделаю этого, и отнюдь не в память о ваших прошлых заслугах. Заслуг перед шведской короной у вас с этой минуты нет, словно вы и не сражались ни часа под славным голубым знаменем с желтым крестом! Я лишаю вас чести, майор Крузе и капитан Хольмстрем! Ни один добрый швед не протянет вам руки и не даст вам ни крова, ни хлеба, пока вы не исполните обещание, данное вами своему королю! Вы последуете за проклятым московским царем хоть в Польшу, хоть в Москву, хоть в его гнилую новую столицу на невских болотах, хоть в пекло ада! Вы выследите его и убьете его. Как только Петр умрет от вашей руки, вы снова станете шведами. Вам ясно?! Хорошо. Вон отсюда!!!