Книга Собачья работа - Спенсер Куинн

Колея совсем потерялась, но мы уже почти достигли подножия круглой горы, и я разглядел, что квадрат — это покосившаяся лачуга у старого костра байкеров.

Мы остановились возле хижины и подошли к черному пятну кострища. Берни пнул ногой пару бутылок, подобрал толстую кость, заглянул в лачугу. Я раскопал обуглившийся кусок бифштекса и быстренько с ним управился.

— Чет! Что ты там ешь?

Уже ничего. Чистая правда. Еда закончилась. Я все как следует обнюхал и пробежался по округе с деловым видом. Берни вернулся в машину, достал из бардачка бинокль и навел его на дальние холмы — в сумерках они показались мне розоватыми. Отвратительная штука — бинокль, особенно когда Берни подносит его к глазам, чуть не приклеивается. По-моему, в людях и без того уже много от механизмов.

— Чет, успокойся.

A-а, так это я, что ли, поскуливаю? Пришлось успокоиться. Берни опустил бинокль, сел на камень и развернул на коленях карту. Я уселся рядышком. Напарник знакомым жестом похлопал себя по карманам в поисках сигарет, хотя, решив покончить с курением, никогда не носил их с собой.

— Ты забрел в этот лагерь, Чет, но откуда? С какой стороны?

Я сидел рядом с Берни, ожидая, пока он сам разберется, что к чему. Тем временем у меня не на шутку разыгрался аппетит. Может, найду еще хоть кусочек мясца, пусть и обугленного? Я принюхался: канюки, одеколон Берни, бензин, горелое мескитовое дерево, и — ей-ей! — вода, настоящая, не из бутылки, проточная вода, но, увы, никакого мяса. Да, и еще этот острый запах. Я подвинулся поближе к Берни.

Он сложил карту, спрятал ее в задний карман и посмотрел на меня:

— Попробуй вспомнить, старик, откуда ты пришел? — Берни почесал меня между ушами. Как-то очень точно обнаружил местечко, которое срочно требовалось почесать, а я и не подозревал! — Сам понимаешь, отправных у нас не много.

О чем спрашиваешь, Берни? Как мы сюда попали? Ну конечно, я прекрасно помню! Сейчас покажу!

— Тише, Чет, тише.

Что это я делаю? Зачем-то взгромоздил передние лапы на плечи Берни. Ой. Пришлось сесть. Берни сходил к машине и принес фонарь, а также наш старый добрый пистолет тридцать восьмого калибра, который заткнул за пояс. Обожаю это оружие! Кстати, Берни — отличный стрелок. Я видел его на полигоне — жутко интересное место, правда, меня свозили туда только один раз, потому что я слишком сильно разволновался. Вообще-то я тогда был гораздо моложе, а сейчас бы вел себя вполне прилично. Тридцать восьмой «специальный»! Берни, стрельни во что-нибудь, а? Все равно во что, хоть в бутылки на заборе. Ба-бах, и вдребезги! К сожалению, пистолет так и остался у напарника за пазухой.

— Хочешь водички? — спросил он.

Неплохая мысль. Оказывается, меня давно мучит жажда. Берни наполнил мою плошку, я вдоволь напился.

— Все в порядке? Ну, веди.

Я подошел к кострищу, порылся в золе, потом сделал круг и потрусил в пустыню, прочь от солнца, так что моя тень лежала впереди — такой, знаете, длинный, дли-ин-ный Чет. Некоторое время спустя я принюхался и сменил направление. Мы повернули в сторону розоватых гор: Берни немного позади, я — то задирая нос, то опуская его к земле. Нужно идти на самый знакомый запах в мире: мой собственный. Он приведет нас на ранчо мистера Гулагова, туда, где эта ужасная шахта. Я ухвачу кое-кого за ногу, и пожалуйста — дело закрыто.

Кстати, о моем запахе: куда же он подевался? Я опять изменил направление, побежал в сторону голой, пустынной полоски земли, посреди которой высился один-единственный чахлый кустик. Обнюхал кустик, задрал лапу над его листьями, если вообще можно назвать листьями эти длинные серые отростки с… ай, шипами! Слишком поздно.

Мы немного передохнули, пока Берни вытаскивал из меня колючки, затем я снова подбежал к кустику.

— Чет, я тебя умоляю!

Я так тщательно принюхивался, что, вероятно, потревожил растеньице и оно-таки выдало свою тайну: слабый, почти неразличимый запах старой кожи, соли с перцем, норкового манто, томатного супа-пюре плюс явная нота самца, если честно, довольно вонючая. Мой запах: так точно, сэр! Мой, и только мой, бесспорное доказательство того, что здесь побывал Чет-Ракета.

— Что-то почуял, дружище?

Угу. Я ткнулся носом в плотную, густую кучу грязи (она оказалась теплее, чем воздух: земля еще хранила остатки дневной жары) и принялся искать свой след. На это ушло немало времени, но в конце концов рядом с ржавыми остатками чего-то сделанного руками человека, но уже утратившего форму я снова учуял свой запах, пожалуй, еще более слабый, чем в первый раз. Я вновь повернул к горам, верней, к самой высокой вершине с краю, и припустил рысцой, не поднимая носа от земли. Еще один след? Кажется, да. Что ж, сверну. Далее последовал длинный отрезок пути, не отмеченный моим запахом, а когда я взглянул на горы… Они по-прежнему были вдали, но уже не розовели, за исключением одной верхушки. Наши тени тоже исчезли, небо потемнело, сгустились сумерки.

— Как дела? — поинтересовался Берни.

С гор налетел ветер. Я задрал голову и понюхал его. Как дела? Отлично. Справимся. Только вот ветер не принес никакого запаха. Совсем. Я удивился: обычно ветер мне помогает. Я повернул, обнюхал шарик перекати-поля. Опять пахнет канюками (их резкую вонь ни с чем не спутаешь), какими-то ящерицами, но не мной, не мной. Очередной порыв ветра погнал перекати-поле дальше.

Наступила ночь, в бескрайнем черном небе высыпали звезды, а за ними взошла и луна, белая, круглая. У моего партнера полно глупых мыслей насчет луны — она, дескать, не светит сама по себе и когда-то была частью земли, — а вот я точно знаю, как луна действует на меня. Трудно объяснить, но при лунном свете все мои ощущения обостряются до предела. Вдобавок такой яркой луны, как сегодня, я еще никогда не видел. Напарнику, несмотря на все его нелепые убеждения, даже не пришлось воспользоваться фонарем.

Поиски продолжались. Полное безмолвие нарушал только вой ветра. Мы с Берни прекрасно умели двигаться в тишине. Один раз впереди блеснул свет, я поспешно подбежал к его источнику: осколок стекла. Знакомый аромат? Возможно (лишь возможно), намек на запах норкового меха — моего меха. Я свернул в одну сторону, потом в другую, медленно вычерчивая зигзаги. Искать, искать! Луна плыла по небу. Время от времени мой нос различал другие оттенки, например, томатный суп-пюре, а однажды даже мускус (определенно мой), заставляя менять направление. Берни не отставал от меня. Порой я переходил на легкую рысь, а он — на бег трусцой, и тогда в тишине слышалось его тяжелое дыхание. Прошло какое-то время, наверное, много времени, но Берни не промолвил и слова. Я чувствовал, что он верит в меня, и это придавало мне сил. Если понадобится, я буду идти по следу до самого утра.

Ура! Наконец-то удача: в этой безымянной глуши я разглядел знак на щите, тот самый, что попался мне на глаза в ночь моего побега от мистера Гулагова. Я подбежал к щиту, Берни последовал за мной. Осветил фонариком выцветшие буквы, провел пальцами по рассохшейся доске и прочел: