Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Для того чтобы сделать известным поведение запорожцев царям, гетман Мазепа отправил в Москву своего посланца Якима Кныша и приказал ему словесно сообщить думному дьяку Емельяну Игнатьевичу Украинцеву обо всем, что привелось ему слышать в Сечи. На бумаге он, гетман, тех запорожских речей не писал потому, что «вследствие своего безумия и невежества и вследствие своего развращенного поведения, запорожские казаки произносили не только на гетмана, но и на силы царских пресветлых величеств многие дерзостные пререкания и хульные наречения и будут так хулить до тех пор, пока у них будет на атаманстве Семен Рубан, настоящий их кошевой». Этот кошевой, задержав гетманского толмача, обесчестил и изувечил его, бил обухом его по голове. Как после всего этого поступать «с буесловым, самовольным и злоумышленным» войском запорожских казаков? Забыв страх божий, запорожские своевольники напали на греческих купцов, ехавших из Нежина через Запорожье в турецкие города, и когда гетман представил атаману требование отыскать пограбленный казаками товар, то кошевой отказал ему в том, дав такой ответ, что такого товара он вовсе не может отыскать[284].

Вручая думскому дьяку Украинцеву гетманский лист, Яким Кныш от себя о запорожцах и их замыслах сообщил, что по возвращении из Венгрии в Крым хана и татар запорожцы имеют намерение непременно заключить с ними мир и идти сообща с басурманами на великороссийские города[285].

Известию, присланному Мазепой, придали в Москве весьма серьезное значение, и потому решили взять против запорожцев крайние меры: посланы были приказы воеводам белгородскому Борису Петровичу Шереметьеву и севскому князю Петру Лукичу Львову быть готовыми к воинскому походу с конными и пешими войсками и, по первому требованию гетмана, идти «без мотчания» к отпору неприятелей, крымских татар и запорожских казаков, чинить над ними промысл, сколько поможет Бог. Самому гетману послана была царская грамота с известием, что в его распоряжение даны воеводы Шереметьев и Львов с наказом проведать о злом намерении запорожских казаков и всеми мерами стараться отводить их от того. «А что запорожцы говорили на раде непристойные слова и писали к тебе, подданному нашему, в листу своем с Кнышом невежество, о том мы, велите государи, нашей царского величества грамоты посылать к ним не указали, потому что послана к ним недавно наша царского величества грамота, с которой послан к тебе, нашему подданному, чрез войскового канцеляриста Михаила Забелу, августа 29-го дня, список и о посылке той грамоты нашей на Запорожье, буде доведется, велено тебе, подданному нашему, учинить по своему рассмотрению. И если та грамота наша будет к ним послана и они ничем не отзовутся на нее, то тогда и будет учинен наш указ. А что они писали тебе о присылке волохов и басурман, которых взял Федор Степанов[286] с товарищами, для размена на них запорожских казаков, взятых на соляной добычи, то мы, великие государи, указали на этот счет пообождать в виду того, что запорожцы сами послали в Крым, для освобождения тех казаков, посланцев, казака куреня щербиновского да толмача Андрея, и велели посланцам говорить перед татарами, что Федор ходил из городов, а не из Запорожья, и что те, казаки взяты на добыче обманом. И если запорожским посланным в Крыму откажут и взятых казаков без размена не освободят, и запорожцы снова начнут просить о присылке к ним взятых Федором волохов и басурман, то тебе б, подданному нашему, по своему рассмотрению учинить и о том нам, великим государям, отписать; главное, на что тебе в этом деле надо смотреть, это то, чтобы не повадить запорожцев, не опечалить городовых и полевых воинских промышленников и не опорочить мужества и храбрости их»[287].

Весть о посылке в Москву Якима Кныша скоро дошла в Кош, а слухи о решительных мерах, предпринимаемых Москвой, заставили запорожцев вновь обратиться с письмом к Мазепе. Сентября 11-го дня они написали длинное письмо гетману и поспешили отправить его с нарочным казаком.

В этом письме запорожцы писали, что напрасно гетман, ссылаясь на все прежние ответы к нему войскового Коша, находит, будто казаки нанесли ему большое оскорбление и тем самым стали во враждебное и неприязненное к нему отношение: руководясь одною истиной, казаки на такое обвинение отвечают, что если они так и поступили, то имели на то полное основание; они хорошо знают, что дерзко перечить и неприлично отвечать своему начальнику – противно Богу, и сделали так вследствие унижения со стороны самого же гетмана их чести и славы и вследствие порицания им всего запорожского низового войска. Однако измены в том с их стороны никакой не было: они как служили своим монархам и как оказывали повиновение гетману, так верно и теперь служат и повинуются, но ни от монархов, ни от гетмана не имеют никакого внимания и никакого призрения. Если же гетман и недоволен на запорожцев, то недоволен за то, что они возбуждали его к войне против басурман, и в этом с их стороны не могло быть ничего дурного; напротив, чрез то могла быть лишь одна «векопомная» слава, как запорожскому войску, так и самому гетману. На единодушное желание войска войны с басурманами гетман пишет, чтобы войско не учило его и не возбуждало к военному промыслу, а раньше того много раз писал запорожцам, называя их и самого себя сынами единоутробной матери восточной кафолической церкви, купленными кровью Сына Божия, и настаивал, чтобы они, живя во благе и послушании, не склонялись ни на какие басурманские льстивые обещания и ни на один час ни в чем не верили им. И запорожцы, помня страх божий и гетманское назидание, соблюдали постоянство, за которое не следовало бы называть их пасынками украинской отчизны. Из уст гетмана запорожцы слышат и благословение и проклятие: благословляя, гетман называет их сынами единоутробной матери восточной церкви; проклиная, называет их вместо истинных сынов пасынками и тем самым заставляет казаков искать себе такого отца, который не называл бы их пасынками. Теперь гетман, отказывая запорожцам в помощи, требует от них военного промысла над неприятелями, и запорожцы всегда готовы стараться для военного промысла и славного дела, но сами они, при своем бессилии, не могут вполне показать своего рыцарства и заслужить милости монаршей и внимания своего рейментаря. Впрочем, при всем том, они и теперь находятся далеко не в бездействии: добрые молодцы из запорожского товариства, зная все пути рыцарского дела, с полной отвагой на поле и на море шкодят над басурманами, кладут их под свои ноги и доставляют живых языков гетманской вельможности и великим государям. А что до упрека гетмана за перемирие, заключенное запорожцами с басурманами, и требования его разорвать это перемирие и расправляться мечом с татарами, то это перемирие полезно и самому гетману, и запорожскому войску: гетман чрез то часто узнает «авизии» о неприятельских замыслах; запорожцы чрез то получают хлеб, соль и всякого рода изобилия. Довольствоваться тем, что получает войско от гетмана и от великих государей, решительно невозможно: по дувану (разделу) на каждый курень приходится по шести бочек муки, присылаемой в Запорожье с гетманской ласки, да по два алтына (иногда с небольшим) денег и по одному аршину сукна на человека, присылаемых с милости монаршей. Если войско будет надеяться на такое жалованье и не иметь другого промысла, то можно ли ему довольствоваться им в течение долгого времени? Ей-ей, вовеки нельзя! Оттого запорожцы могут жить, только сами о себе стараясь. Состоя в перемирии с басурманами, они все-таки не оставляют своих рыцарских дел, делают на них из своего славетного гнезда, Сечи, постоянные набеги и впредь о том же будут стараться. В таком случае враждовать и гневаться на запорожское войско нет никакого основания. Сам гетман, известный своей скрытностью, тайно от запорожского войска посылал в Прогнои, ради неприятельских языков, бывшего кошевого Федько, и тот Федько принес большой вред войску: он захватил в полон нескольких человек басурман, а басурмане забрали около 70 человек запорожского товариства. Наконец, что касается упрека со стороны гетмана кошевому Семену Рубану, по побуждению которого будто бы написаны все укорительные письма гетману и который будто бы дерзнул коснуться гетманского гонора гнилыми словами, то на это все войско отвечает, что содержание всякого письма большей частью зависит не от кошевого, а от всей войсковой рады: что войско прикажет написать в письме, того ни пан кошевой, ни писарь, без разрешения войска, переменить не могут. Все докорливые речи, которые дошли до гетмана, писаны с порады войска и вызваны были его неприязнью к запорожцам. Как поступает гетман, так делают его дозорца Иван Рутковский и сборщики «мостовой» платы у Переволочны: Рутковский присылает запорожцам муку в смоляных и дегтярных бочках, а сборщики удерживают у перевоза малороссиян, идущих в Сечь с различными харчами, и большие с них взимают поборы. Так как этого раньше никогда не было, то запорожцы просят гетмана того дозорцу от должности отставить, а «индуктовые сдирцы» раз навсегда прекратить[288].