Книга Золото Роммеля - Богдан Сушинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уже готов провести.
– Только постарайся не мешать нашему гостю при его общении с духовником.
Лысеющий сорокапятилетний германец, с тяжелым полусонным взглядом белесых глаз, понимающе кивнул. Просьба «не мешать гостю общаться со своим духовником» была условной фразой. Услышав ее, бывший шарфюрер[32] из охранной роты Корсиканской бригады СС обязан был провести постояльца в конторку администратора и тут же направиться в соседнюю комнатушку, которую связисты-контрразведчики нарекли когда-то на свой армейский манер – «часовней капеллана».
Дело в том, что находившийся в «часовне» и спаренный с администраторским аппарат парни, некогда служившие в отделе имперской связи СД, слегка усовершенствовали. Эти армейские вундеркинды настроили его таким образом, что при подслушивании трубку снимать необязательно. Достаточно было нажать на кнопку в его нижней панели и склониться над аппаратом.
Спустя несколько минут, когда иезуит покинул «часовню капеллана» и вернулся к своему месту за столиком, официант положил на поднос бокал вина и бутерброд и направился к боссу, стоявшему на смотровой площадке, отдаленно напоминавшей капитанский мостик старинного парусника. Во всяком случае, там были установлены штурвал и корабельная рында[33], а также располагался поднятый с какого-то затонувшего судна и встроенный в каменную подставку корабельный компас.
Все, кто был знаком со Шварцем, были знакомы и с тем, что барон мог по полчаса, то есть по «склянке», простаивать у этого неподвижного штурвала, осматривая прибрежную часть моря и размышляя о чем-то своем. Да и шествие к «мостику» официанта с бокалом тоже воспринималось обитателями «Пристанища» почти как ритуал.
– В беседе речь шла о том…, – начал было пересказывать Курт подслушанный разговор, однако фон Шварц холодно прервал его:
– Лунную бухту в разговоре упомянули?
– Так точно. В том смысле, что некая группа…
– Достаточно. Судьбу поисковой группы дона Ламейро монах Тото каким-то образом определил?
– То есть последовал ли четкий, недвусмысленный приказ?
– Именно так, четкий и недвусмысленный…
– Такого приказа не последовало.
– В любом случае лично вы, Курт Зиммер, этого разговора никогда не слышали.
– И не мог слышать, – установил официант поднос на выступ в ограде, специально приспособленный для того, чтобы служить подставкой для выпивки, бинокля и портсигара некурящего барона.
– Вот именно, не могли, – сурово предупредил его смотритель «Пристанища».
Не было случая, чтобы от природы молчаливый и замкнутый шарфюрер подводил его, но точно так же не было случая, чтобы фон Шварц обошелся без своего сурового предупреждения.
Как только Курт отошел, на верхней площадке Портовой лестницы показались штурмбаннфюрер Денхоф и капитан Сорби. Вместе с фон Шварцем они молчаливо провели взглядами неспешно лавировавшую на выходе из бухты «Клеопатру». Рулевой словно бы специально демонстрировал перед обитателями «Пристанища» маневренность яхты, ее способность слушаться штурвала, и все прочие мореходные качества.
– Прикажете проследить за этими «повелителями морей», господин барон? – решительно поинтересовался Антонио.
– Считайте, что уже приказал.
– Могу послать своих людей, чтобы этой же ночью они прошлись по этой посудине и ее команде…
– Посылать на яхту никого не нужно, – почти по слогам произнес фон Шварц. – По крайней мере, этой ночью. В «лигурийские блуждания» дона Ламейро мы пока что не вмешиваемся.
– Не можем же мы допустить, чтобы эти бродяги свободно разгуливали на траверсе «Пристанища паломника», – попробовал возмутить владельца отеля начальник охраны. – Всегда можно найти способ и причины, чтобы испортить им жизнь.
– Не вижу в этом смысла, – все еще провожал взглядом яхту погрустневший барон, ухватившись руками за неподвижно закрепленный штурвал. В эти минуты он напоминал моряка, который так и не сумел смириться со списанием его на берег и на приобретенном клочке земли пытался создать свой собственный сухопутно-корабельный мир.
– Хотя бы для острастки всем прочим, – попытался помочь ему в поисках повода Антонио.
– Пусть люди поиграются в кладоискателей. Лично я всегда приветствовал безумцев, которые мечтали пройти «путем Магеллана» в старой двухвесельной шлюпке. Дон Ламейро явно из их племени.
Капитан сейнера и штурмбаннфюрер удивленно переглянулись. Они понимали: за то время, которое потратили на проводы некоего проходимца, именующего себя «доном Ламейро», то ли в «Пристанище», то ли просто в сознании фон Шварца что-то произошло. Не могли понять только, что именно.
– Но ведь раньше мы… – принялся воинственно чеканить слова начальник охраны.
– Раньше, – назидательно прервал его старания фон Шварц, – мы точно так же терпимо относились ко всем, кто уже видел себя обладателем каких-либо сокровищ, в том числе и фельдмаршала Роммеля. Поскольку всегда, слышите, всегда понимали, что ни море, ни покоящиеся на его дне сокровища Африканского Лиса нам не принадлежат.
Штурмбаннфюрер и Сорби вновь непонимающе переглянулись и, не решаясь больше отвлекать владельца «Пристанища», удалились.
– Лично проследите, Денхоф, – проговорил вслед им фон Шварц, – чтобы к двадцати трем ворота поместья были закрыты и чтобы за его пределы ваши люди этой ночью не отлучались. Вы, Сорби, тоже никакой активности не проявляйте, лучше займитесь своим сейнером, говорят, сейчас он не в самом надежном состоянии.
– А еще говорят, – ответил Антонио, уже приближаясь к своей машине, – что в скором времени мой «Осьминог» может нам понадобиться.
Железное правило фон Шварца – поздно ложиться и точно так же поздно вставать – было известно всем обитателям «Пристанища». Поэтому никого не удивило, что в этот раз барон вышел из своих апартаментов около десяти утра. Другое дело, что в приемной его рабочего кабинета уже нервно прохаживался начальник охраны поместья.
– Судя по выражению вашего лица, Денхоф, в полночь на Корсике вспыхнула освободительная война бонапартистов, – обронил барон, проходя мимо штурмбаннфюрера в свою «келью».
– Пока что не вспыхнула, но попомните мое слово: к этому все идет.
– Высеките свое предсказание на камне, в форме катрена, Нострадамус вы наш.
– И все же прочтите это послание, – припечатал он к столешнице, измятый, со складками, лист стандартной писчей бумаги.
«Не смейте принимать в своем “Пристанище Сатаны” тех, кто пытается искать сокровища Роммеля, – вслух прочел барон, корявой печатной готикой начертанный текст послания. – Изгоните из своих стен обоих иезуитов. Мы истребим каждого, кто усомнится в том, что сокровища принадлежат НАМ. И только НАМ!»