Книга Подлинная история авиаполка «Нормандия – Неман» - Сергей Дыбов

Несмотря на то что основные положения договора были оговорены и согласованы, возникло два новых момента, которые осложнили положение настолько, что подписание договора чуть было не сорвалось и состоялось только из-за настойчивости Сталина, посадившего де Голля в отдельную комнату и не выпускавшего, пока приемлемые формулировки не были найдены. Пока де Голль согласовывал формулировки, Сталин разговаривал с Пьером Пуядом о «Нормандии — Неман» и о состоянии французской авиации.

Франция пыталась поднять вопрос о расширении границ до Рейна с присоединением к Франции Пфальца и Рейнланда. Сталин настаивал на признании просоветского польского правительства. Именно это вызвало непонимание де Голля. В конечном итоге в более завуалированной форме де Голль все равно признал Польшу, как хотелось СССР, но о расширении границ Франции речь больше никогда не поднималась. Союзники позднее приняли об этом общее решение.

Жан Катала, работник французской миссии, так писал в своих воспоминаниях:

«Я не понимал, как человек, который вчера с такой высоты взирал на карту мира, мог опуститься сегодня до примитивного антикоммунизма. Однако обе стороны медали были присущи де Голлю, и только после долгого отсутствия на политической сцене он обрел взвешенность во внутренней политике: в 1958 году ему достало ясности ума и мужества, чтобы публично высказать сожаление о том, что он называл французских коммунистов „сепаратистами“. В 1944 году генерал был еще слишком молод…

Когда я в „Метрополе“ одевался для вечернего приема в Кремле, почти все в нашем посольстве считали, что договор не будет подписан.

… Мы очутились в залитой светом множества люстр огромной зале… уходил вдаль бесконечный накрытый стол с сидящими за ним гостями… Краем глаза я замечаю де Голля, Гарримана в белом галстуке, пенсне Молотова… чьи-то маршальские погоны и, наконец, Пуяда, незаметно указывающего мне пальцем на пустой стул справа от него. Я надеялся увидеть Сталина. Впрочем, его отсутствие объяснимо: поскольку договор не будет подписан… неожиданно, как из-под земли, появляется приземистый мужчина с совершенно седыми волосами и усами с проседью. Да это же Сталин! Значит, он присутствует на приеме?..

Сталин провозглашает несколько тостов подряд… внезапно становится серьезным: „В газетах по поводу и без повода пишут о героизме. Только на фронте знают, что такое настоящий героизм. Фронтовики говорили мне, что французские пилоты — герои. Я пью за летчиков полка „Нормандия — Неман“. Я пью за вас, полковник Пуяд, командира этого полка и вскоре, я надеюсь, дивизии“. Тяжело ступая, Сталин подходит к дальнему концу стола, где мы сидим. Пуяд встает, идет ему навстречу. Сталин продевает свою руку с бокалом под руку Пуяда, выпивает шампанское и целует полковника. Таков ритуал тоста „на брудершафт“, после которого можно переходить на „ты“. Из всех присутствующих одному Пуяду выпала такая честь.

…Впереди меня Сталин то и дело поворачивается к сидящему рядом де Голлю… Де Голль встает, затем, через мгновение — Сталин, и весь зал поднимается, как по команде. Де Голль громко благодарит, говорит, что уже поздно, что его поезд уходит через несколько часов, величественно произносит: „До свидания, господин маршал“, протягивает руку. Сталин говорит почти просительно: „Есть еще один фильм“, берет протянутую руку в свою, долго жмет ее, задрав голову и глядя в глаза ледяного гиганта. Сцена завораживает: два великих политика оценивают друг друга, возможно, испытывают уважение или зависть друг к другу: один — потому, что у него никогда не будет абсолютной власти, другой — потому, что абсолютная власть не позволяет ему познать ничего другого. В течение нескольких секунд что-то произошло между французским генералом и азиатским деспотом…

… Сталин обращается к Пуяду: „Сколько дивизий сейчас в вашей армии?“ — „Восемь“. — „У великой нации 1793 года всего восемь дивизий?“ Он поднимает бокал: „Выпьем за восемьдесят дивизий французской армии! За великую Францию!“ Всего лишь клише? Но они трогают меня: все-таки они напоминают о престиже, которого, правда, мы больше не заслуживаем, но надежда на возрождение не погасла и после разгрома 1940 года.

Снова заходит Молотов. Короткие переговоры со Сталиным. Затем диалог с Пуядом возобновляется. Довольна ли „Нормандия — Неман“ самолетами? Пуяд говорит о технических достоинствах самолетов Як. Рядом Яковлев пьет молоко. Сталин настаивает: в СССР есть самолеты, огневая мощь которых возрастает за счет сорокамиллиметровых пушек… Пальцем он осторожно снимает пепел с ордена „За боевые заслуги“ на груди Пуяда: „Ты молодец!“…

Снова тенью появляется Молотов. Он держит в руках какую-то бумагу. Сталин читает, далеко отставив лист, кивает головой в знак согласия, возвращается к нашей группе: „Господа, франко-советский договор скоро будет подписан“.

Позднее Гарро рассказал мне о том, что происходило за кулисами. В комнате, где велись переговоры, Молотов выдвигал все более примирительные формулировки признания Люблинского комитета. Во французском посольстве де Голль, сидя за столом у холодного камина, ждал сообщений, читал текст, доставленный из Кремля Дежаном или Гарро, правил его, зачеркивал некоторые фразы и отсылал обратно… Документ, который Молотов давал читать Сталину в свой последний заход, просто назначал дату — 28 декабря, когда газеты должны были объявить о прибытии в Польшу Фуше, без указания какого-либо иного его титула, кроме военного звания.

„Ваш генерал упрям, я тоже. За это я его и уважаю“, — сказал нам Сталин, покидая прием.

„Партия была выиграна в тот момент, когда я покинул Кремль“, — ответил де Голль на мои почтительные поздравления по возвращении в посольство»[149].

Договор был подписан в 5 утра. Это было первое соглашение, подписанное с де Голлем и первое после подписания соглашения о формировании авиагруппы «Нормандия» на советском фронте. Договор действовал до 1955 г. и был денонсирован СССР в ответ на отмену западными державами оккупационного режима в ФРГ и ее вступления в НАТО.

Любопытен обмен мнениями, произошедший до подписания договора:

«Де Голль говорит, что, в сущности, причиной несчастий, постигших Францию, было то, что Франция не была с Россией, не имела с ней соглашения, не имела эффективного договора. Во-вторых, Франция не была в таком географическом положении, которое дало бы ей хорошую позицию против Германии. Короче говоря, французы были отброшены на плохие границы».

И по поводу трений по польскому вопросу:

«Если бы позиция Французского правительства в 1939 г. была более уступчивой в польском вопросе, то немцы не были бы во Франции, а Советский Союз не был бы вынужден вести четвертый год эту войну»[150].

Франция была включена союзниками в состав Европейской Комиссии и стала четвертой державой, участником послевоенного урегулирования. Рейнские области были оккупированы, но не аннексированы и управлялись французами до 1955 г., так же как Саарская область, которая существовал в виде протектората до 1957 года. Французские войска были расквартированы в Германии до 1989 г. Ныне на территории Германии располагается один французский батальон в составе франко-германской бригады.