Книга Веселые истории про Антона Ильича (сборник) - Сергей и Дина Волсини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что теперь? – спросил Антон Ильич.
– Бросишь пить.
– Да я же не пью!
Гуру удивился и переспросил о чем-то помощника. Потом внимательно посмотрел на Антона Ильича, и ему перевели его слова:
– Голова будет хорошая. Чистая. Никто не может управлять тобой, когда голова чистая.
И затем еще добавил:
– У тебя много зеленого. Зеленый цвет это хорошо. Это радость. Тебе надо много радости.
Антон Ильич изрядно устал, замерз и проголодался. Бежать отсюда у него не было сил, одежда его намокла, и он спросил парнишку, когда они закончат, чтобы вызвать себе такси. Ему объяснили, что самое трудное – изгнание злых духов – было уже позади, оставалось лишь закрепить результат.
Вторая часть и вправду оказалась намного приятнее. Антона Ильича проводили в предбанник, где он снял с себя мокрую одежду, обернулся в простыню и зашел в баню, находившуюся в этом же домике, готовую и разогретую. Гуру погонял пар веником над его головой, пробормотал свои заклинания, но теперь уже без особого энтузиазма, и скоро оставил Антона Ильича одного. Больше сюрпризов не было.
Все здесь было как в обычной русской бане. Попарившись, Антон Ильич отдыхал, сидя на деревянной скамейке, а парнишка принес ему крепкий горячий чай и тарелку с хлебом, сушками да сухарями. За стеной послышались знакомые звуки: гуру уже работал со следующим клиентом. Вещи Антона Ильича, разложенные в предбаннике, подсохли, такси подошло, и он, счастливый оттого, что все закончилось, погрузился в теплую машину и поехал домой.
Услышав о красной «восьмерке», преследующей Антона Ильича в последнее время, Геннадий Петрович встревожился не на шутку. Он стал нервно шагать по комнате, нахмурив лоб и напряженно соображая. От его благодушного настроения не осталось и следа. Спокойствие Антона Ильича он находил возмутительным.
– Ты что-нибудь предпринимаешь?
Антон Ильич пожал плечами.
– Но ты хоть предполагаешь, кто это может быть?
– Нет.
– Тоша, ты считаешь это нормально? За тобой следят, а ты сидишь и в ус не дуешь! Ты меня удивляешь. Что-то же надо делать!
– Может, пойти поговорить с ним?
– Ты что?! Во-первых, это просто опасно. Мало ли, что у него на уме! А во-вторых, это ничего не даст.
– Почему?
– Тоша! Как можно быть таким наивным! Неужели ты думаешь, что человек возьмет и расскажет тебе все как на духу? Здравствуйте, мол, Антон Ильич, я здесь по поручению такого-то, сижу целыми днями в машине, слежу за вами, да? Ну где ты такое видел? В кино? Нет, так ты только все испортишь. Ничего не выяснишь. А слежку спугнешь.
Так что, пожалуйста, не геройствуй. Не надо. Послушай, ты хоть машину «пробивал»?
– Да, но это ничего не дало. Машина записана на парня тридцати шести лет, безработный, прописан в Москве.
Геннадий Петрович нервно мерил комнату шагами.
– У тебя по работе неприятности?
– Нет.
– Ты кому-то насолил?
– Да нет, Ген. Ничего особенного. Бывало, конечно, но это так, обычное дело. Не так, чтобы слежку за мной устраивать.
– Значит, кто-то из женщин.
– Да кто же?
– Может, ты обещал кому-то что-то?
– Нет.
– Букеты с голубками никому больше не дарил?
Антон Ильич смутился и покачал головой.
– Может, эта твоя, с Бали?
– Кто? Лиза?
– А что?
– Ну что ты! Это исключено.
– Почему? Такие женщины на многое способны.
– Да, но она скорее сама бы пришла, а не подсылала бы кого-то следить за мной. Да и зачем ей это? Нет, Ген, это не она.
– Все ясно, Тоша. Это твоя Александра. Других вариантов нет.
– Ты думаешь?
– Уверен. Сколько ты уже с ней не встречаешься?
– Недели четыре уже.
– Вот!
– И что?
– Вот она и следит за тобой.
– Зачем?
– Хочет знать, что у тебя происходит. Сам подумай! Встречаться с ней перестал, толком ничего не объяснил, куда-то исчез. Значит, появилась другая. Она же так рассуждает. А это значит, она тебя ревнует. Поздравляю, Тоша!
– Нет, Гена, нет. Этого не может быть. Она меня не ревнует, это совершенно точно.
– Хорошо, пусть не ревнует. Но все равно хочет знать, что с тобой происходит.
– Зачем?
– Просто, чтобы быть в курсе. Чтобы не выпускать тебя из виду. Ну как тебе объяснить? Чтобы держать все под контролем, как раньше. У них это бывает, поверь мне. Ты вроде ей не нужен, но и отпускать тебя не хочется.
Антон Ильич с сомнением посмотрел на друга и задумчиво произнес:
– Возможно, я ошибаюсь, но в последнюю субботу, когда мы виделись и я расспрашивал ее обо всем, мне показалось, что ей ни до кого нет дела. Ни до мужа своего, ни до меня. У нее на уме только этот ее…
– Небожитель?
– Да. Она все время говорит о нем…
– Стой!
Геннадий Петрович остановился и поднял палец.
– Стой! Так это он!
Антон Ильич недоумевал.
– Точно! Теперь все сходится. Тоша! Бог мой!
Геннадий Петрович схватился за голову.
– Тоша, ты хоть понимаешь, во что ты вляпался? А если он решил, что у вас роман? Ну естественно! Именно так он и решил. А что еще он мог подумать? Куда она ездит каждую субботу?
– Как куда? К своему психологу.
– Тоша, да пойми ты! Для таких людей, как он, ездить к своему психологу как раз и означает ездить к своему любовнику! Бог мой, бог мой! Ну конечно, это он. А парня этого подослал, чтобы незаметно было. Если бы он охранников своих прислал бритоголовых, ты бы сразу испугался и стал бы быстро соображать, откуда ветер дует. А этого, на восьмерке, пока заметишь, пока поймешь, за тобой он едет или так просто…
Антон Ильич в замешательстве смотрел на друга. Геннадий Петрович между тем кружил по комнате, схватившись за голову, и причитал:
– Бог мой, Тоша! Что ты натворил? Я с самого начала говорил, что это плохо кончится. С самого начала! Это такие люди… Ты никогда им не объяснишь, что это за работа такая, психолог. И почему его женщина приезжает к тебе каждую неделю, как штык, и рассказывает тебе то, чего она никогда не рассказывала ему. Он никогда этого не поймет, никогда! У такого только одно на уме. И ты не докажешь ему что вы просто беседуете. Он ни за что в это не поверит. Такие люди просто не знают, что такое вообще бывает. Что женщине иногда нужно, чтобы ее просто послушали. И он ни перед чем не остановится. В этом ты можешь быть уверен. Подожди… Подожди, так он наверняка и разговоры ваши прослушивает. Черт! Тоша!