Книга Читающая по цветам - Элизабет Лупас

Величественным жестом прирожденного дворянина и человека, который знает, как привлечь внимание публики, он положил голову на плаху. Палач, взошедший на эшафот с другой стороны, занес над головою секиру. Толпа разом завопила; секира описала в воздухе широкую сверкающую дугу и вонзилась в плечо сэра Джона, разрубив его плоть и кости с тем жутким тупым всхлипывающим звуком, с каким мясницкий топор разрубает надвое кусок говяжьей туши. Сначала крови не было. Палач выругался, выдернул топор, и наружу хлынула ярко-красная кровь.

Королева вскочила со своего кресла, шатаясь, прижимая руки ко рту и крича, крича.

Тело сэра Джона наклонилось набок – глаза его были открыты, и казалось, что он глядит прямо на королеву в последний раз. Его губы шевелились.

Палач снова взмахнул секирой и одним ударом хрустко перерубил шею сэра Джона. Голова отлетела на солому, а связанное изуродованное тело упало подле плахи; из перерубленной шеи на толпу брызнули тоненькие струйки крови.

Королева все кричала и кричала. Я схватила ее за руки, стараясь оттащить от окна, Нико ладонями прикрыл ее лицо и глаза. Граф Морэй стоял рядом, бесстрастный и невозмутимый. Резкий контраст между его царственным спокойствием и истерикой королевы был так разителен, что вполне мог быть спланирован заранее.

– Мадам, мадам, – вскричала я; мне самой сделалось так дурно, что я лишь с трудом могла поддерживать ее. – Пойдемте, мадам, не смотрите туда.

Королева лишилась чувств, и Нико подхватил ее на руки. Я не могла не вспомнить, как когда-то он вот так же поднял меня, когда я кричала и теряла сознание, вся покрытая кровью моего убитого мужа.

– Вы можете сделать успокоительные снадобья из ваших цветов, мистрис Ринетт? – спросил Нико.

– Да.

– Тогда сделайте их. Они нам понадобятся.

Глава девятнадцатая

Наилучшим успокаивающим средством для королевы было бы зелье из ее собственных цветов, но само собой, в ноябре в Эбердине невозможно было найти цветущие пионы. В огороде графа Маршала я отыскала несколько зеленых листков майорана, тимьян и валериану. Я растолкла их с медом, настояла на вине, и получилось успокаивающее питье.

Но она отказалась его пить.

Два дня она либо плакала, либо швыряла вещи на пол и в стены, либо лежала под одеялами, сжавшись в комок и крепко зажмурив глаза, и при этом отказывалась с кем-либо говорить. В конце концов я сожгла свои травы на углях в медной грелке, так что комнату наполнил легкий голубоватый ароматный дым, и положила несколько веточек тимьяна ей под подушку, чтобы сделать ее сон спокойным и отогнать кошмары. Листья шепнули мне, что все неистовство королевы – это по большей части притворство, поза, но притворство и поза странные, потому что она сама наполовину верила в истинность своих чувств. Думаю, ей надо было убедить себя в своей непричастности к страшной смерти сэра Джона.

Между тем граф Морэй спокойно занимался отъемом имущества и разрушением власти семейства Хантли на севере страны. Он велел вынести из их фамильного замка Стрэтбоджи все ценности, погрузить их на подводы, некоторые из них отправил от имени королевы в Эдинбург, но большую часть – в свой собственный недавно приобретенный замок Дарнауэй. Тело графа Хантли не было похоронено, как подобает, в соборе Элджин, а было, словно окорок, обложено пряностями и залито уксусом и отправлено морем в Эдинбург. Наш древний закон гласил, что он должен предстать перед судом Парламента, неважно, живой или мертвый, чтобы ответить за измену королеве.

Интересно, что сталось с графиней Хантли и остальными ее детьми? Граф Маршал, в чьем городском доме мы остановились, приходился ей родным братом; надо полагать, он о ней позаботился. Еще мне хотелось бы знать, куда подевалась троица ведьм. Они оказались частично правы в своем предсказании, во всяком случае, в том, что касалось графа Хантли – он действительно лежал в Эбердине в ночь после битвы, и на его теле не было ни царапины. Правда, он был мертв – он умер от апоплексического удара, – но на нем не было ни единой раны.

Щенок Сейли пребывал в блаженном неведении обо всех этих судьбоносных событиях. Он ходил за мною повсюду и был рядом в саду, наблюдая, как я рву новые веточки тимьяна, в ту минуту, когда туда зашел Никола де Клерак. После казни и обморока королевы у нас не было случая поговорить наедине. Я не могла понять, какие чувства он у меня вызывает – в саду Грэнмьюара мы оба ощутили странную близость, однако с тех пор он держался сухо, направляя все силы на то, чтобы восстановить свое влияние на королеву.

Я гадала, стоит ли рассказать ему о предложении де Шастеляра, которое тот сделал мне второпях по пути от поля битвы. Кто знает, хочет ли он и дальше помогать мне или нет.

– Ей, кажется, стало немного лучше, – сказал он.

– Мне тоже так показалось.

– Мне очень жаль, что вам пришлось присутствовать на казни. И наблюдать за битвой. Вы увидели слишком много крови, Ринетт.

Я перекрестилась. Он был прав. Но то, как он произнес мое имя, говорило, что мои дела ему небезразличны и он по-прежнему хочет мне помочь.

– Кое-что произошло, когда мы наблюдали за ходом битвы, – сказала я. – Или, по крайней мере, по дороге обратно в Эбердин.

Нико сел на корточки и почесал шелковистые уши Сейли. Сейли потерся мордочкой о его колено и блаженно заурчал.

– Что произошло? – спросил он – Простите, что оставил вас и поехал вперед – мне не хотелось оставлять королеву без присмотра.

– Шастеляр. Поэт. Он попытался завести со мною разговор о продаже серебряного ларца. Мы возвращались в Эбердин от поля битвы, и он попытался убедить меня продать ларец.

Нико поднял с земли прутик и швырнул его в противоположный конец сада. Сейли тут же бросился вслед.

– Интересно, кто его патрон. Во Франции есть две партии, у которых есть причины постараться заполучить ларец – это, разумеется, королева Екатерина де Медичи и гугеноты. Само содержимое ларца не представляет для гугенотов особой ценности, но королева Екатерина спит и видит, как бы завладеть им, поэтому они тоже хотят добраться до него, чтобы иметь козыри на переговорах.

Он ничего не сказал о третьей партии, которая тоже боролась за власть во Франции, – о семействе Гизов. Конечно, если он сам агент Гизов, то ему, скорее всего, отлично известно, что Шастеляр таковым не является.

– Он сказал мне лишь одно – что он представляет некое влиятельное лицо, – сказала я, – и что времени у него мало. Гугеноты только что проиграли сражение за Руан и отдали его католикам, верно? Так что им позарез нужно отыскать какой-то способ оказать давление на королеву Екатерину.

Сейли принес в зубах прутик. Нико взял его и снова кинул.

– Вы хорошо осведомлены, – заметил он.

– Граф Морэй и Тайный совет совещаются прямо у постели королевы. Вот и узнаешь то одно, то другое.

Он улыбнулся.