Книга После грозы - Сюзан Руа

– И что он, интересно, такого сделал, чтобы ты на него набросилась? Или это потому, что у него есть деньги? Он покупал тебе подарки и…

– Нет! Заткнись, Жан! Ты ничего в этом не понимаешь!

– Могла хотя бы подождать, пока родится ребенок! Это… отвратительно! Можешь представить, что Алекс сейчас о тебе думает?

– Алекс умер. И это благодаря ему я познакомилась с его родными.

– Скажи еще, он хотел, чтобы ты заарканила его брата! Нет, ну такого я точно не ожидал!

Жан вскакивает, идет к выходу, потом возвращается и устремляет на меня сердитый взгляд:

– Они получили что хотели. Бедная, несчастная Шарлотта! Ни работы, ни семьи! Они наобещали тебе с три короба, а ты поверила! Черт, что я-то тут делаю? Я тебе не нужен!

И он выходит, хлопнув дверью. А у меня нет сил, чтобы встать с кресла и удержать его. Я так и остаюсь сидеть, потрясенная и всеми покинутая. Я только что лишилась друга. А ведь кроме него у меня никого больше нет… После смерти Алекса Жан – самый близкий для меня в этом городе человек.

Я перебираюсь на диван и поглаживаю живот ладонью. Понятно, Жан на меня злится. Он считает, что я должна была хранить верность Алексу хотя бы до родов. Я тоже не раз задавалась вопросом, не было бы разумнее нам с Карлом подождать. Но никогда я не чувствовала себя счастливее, чем в его объятиях! И должна ли я была отказываться от этого счастья под предлогом того, что скорблю по Алексу? Или, может, мне нужно было горевать дольше и тем самым завоевать право быть счастливой? Неужели и у несчастья есть срок годности?

«Алекс, я не хочу, чтобы ты сердился на меня или на Карла. Ты ушел. И оставил меня одну. Надеюсь, ты счастлив, где бы ты сейчас ни находился, и я не хочу, чтобы ты сердился на меня за то, что твоя дочка родится в атмосфере более радостной, чем та, в которой ты меня оставил. Благодаря тебе у нее будет семья, будущее, отец…

Ты же знаешь, ничего плохого я не сделала, разве нет? Знаешь, что я люблю Карла и о чем сейчас мечтаю. Разве это преступление – стремиться быть счастливой, особенно после всего, что мне пришлось пережить по твоей вине?»

Глава 18

Больше ничего

С тех пор как я вернулась, в Монреале идет снег. Я выхожу только в бакалейную лавку на углу, возвращаюсь и занимаюсь стряпней – пеку печенье, пироги с ветчиной и сливочной заливкой. Словом, готовлю все, чего мне в данный момент хочется. Раз уж нельзя гулять, приходится чем-то занимать себя… Но это даже кстати: будет чем накормить Карла, когда он приедет на следующей неделе.

На часах – начало первого. Я как раз вынимаю из духовки печенье, когда острая боль заставляет меня вскрикнуть. Мгновение – и противень выскальзывает из рук, но я все-таки успеваю ухватиться за него и удержать. Я медленно разгибаюсь, кладу противень на стол и поглаживаю то место, где ощутила болезненный укол. Может, это спазм? Пару минут я прислушиваюсь к своим ощущениям, жду, но ничего не происходит.

Естественно, я волнуюсь и пытаюсь себя успокоить. Я просто неловко повернулась, в этом все дело! Перекладываю печенье с противня на блюдо, беру одно, надкусываю. Когда оно падает на пол, боль возвращается. И во мне нарастает тревога. Я хватаю телефон и ложусь на диване в гостиной. В подаренной Брендой книге для беременных ищу ответы на свои вопросы: нормально ли то, что я только что почувствовала? Стоит ли волноваться? Может, я просто двигалась сегодня чуть больше, чем обычно? Не сказала бы… Хотя все может быть. Или всему виной чашечка кофе? Может, напиток был слишком крепким? И ребенку это причиняет дискомфорт? Не знаю. Я уже ничего не соображаю… И только твержу про себя: «Шарлотта, не нервничай! Ты же знаешь, это вредно для малышки!» Конечно, я все понимаю, но оказывается, что избавиться от страха не так-то просто.

На протяжении четверти часа – затишье, которое кажется вечностью. А потом я ощущаю покалывание в животе в третий раз, и теперь боль еще сильнее. От страха у меня сбивается дыхание. И я набираю номер Жана. Я прошу приехать, говорю, что плохо себя чувствую и что мне очень страшно. Моей интонации оказывается достаточно, чтобы его убедить. Жан просит меня не вставать с дивана и обещает, что сейчас же примчится.

Я считаю минуты, лежа на боку и поглаживая живот. Шепчу, что все будет хорошо. Вскоре в комнату вбегает Жан и опускается на колени возле дивана.

– Тебе уже лучше?..

– Не сказала бы.

Я показываю Жану, в каком месте болит. Он осторожно ощупывает мой живот, хмурится.

– Что ты ела утром? Может, у тебя несварение?

Я отвечаю, что пила кофе и ела печенье, перечисляю ингредиенты. И вдруг зажимаю рот рукой – чтобы не закричать от боли. Мне так плохо, что хочется согнуться пополам. Это тревожит Жана уже не на шутку.

– Кровь у тебя не шла?

– Нет, по-моему…

Не сводя с него глаз, я начинаю плакать:

– Думаешь, я могу потерять ребенка?

– Я этого не говорил, – отвечает Жан, его пальцы, поглаживающие мой живот, начинают двигаться быстрее. – Но лучше убедиться, что все в порядке. Мы поедем в больницу, хорошо? Может, беспокоиться и не о чем, но мы не сможем спать спокойно, если там не побываем. Согласна?

Я киваю, хотя ехать в больницу мне страшно. Жан придерживает меня за спину, пока я сажусь. Я так и остаюсь в этом положении, пока он надевает на меня и зашнуровывает ботинки, кладет мне на колени пальто. Все это время я шмыгаю носом и пла́чу – просто не могу остановиться.

– Жан, прости меня! Я не хотела с тобой ссориться…

– Забудь! Ты же меня знаешь. Я просто был шокирован тем, что ты мне сообщила. Но теперь все нормально. Шарлотта, ты можешь на меня рассчитывать, понятно?

– Да, хорошо.

Путь до больницы кажется бесконечным. Всюду горы снега, на дорогах – гололед. Жан ведет машину очень осторожно и постоянно твердит, что все будет хорошо. Пытаясь шутить, я сваливаю вину за происходящее на испеченное мной печенье, против которого взбунтовался мой желудок. Наверное, не получится из меня хорошей поварихи и Бренда будет разочарована… Я стараюсь улыбаться, но слезы все текут и текут. Мне страшно. Я уверена: то, что со мной происходит, – ненормально. Я постоянно ощупываю живот в надежде, что моя девочка легчайшим шевелением даст о себе знать, хотя бы уже для того, чтобы я смогла успокоиться. И снова – ничего… Я ничего не ощущаю!

В больнице Жан усаживает меня в кресло на колесиках. Доктор подробно расспрашивает о причинах моего беспокойства. Это странно, но с того момента, как я вышла из дому, боль ни разу о себе не напомнила. Наверное, это хороший знак? Доктор говорит, что все образуется, но для очистки совести лучше бы сделать УЗИ.

Жан все время со мной, держит меня за руку, помогает прилечь на смотровую кушетку. Он натянуто улыбается – должно быть, чтобы меня подбодрить, но толку от этого сейчас никакого. Я просто умираю от страха.