Книга Средство от облысения - Наталья Нестерова

– Вы меня не поняли. – Глаза Канарейкина бегали с одного лица на другое в поисках сочувствия. – Зоя Михайловна, она предложила. Я исполнитель, но ее участие теперь практически недоказуемо. Она давала мне только те отказные материалы, которые шли через Елену Викторовну. То, что потом я приносил Зое Михайловне, получается, она видела в первый раз.

– В моих бумагах рылась! – сообщила Лена ничего не понимающим гостям.

– Давайте по порядку, – предложила Мила. – Кто истец и кто ответчик?

Но Лена почему-то вначале представила Канарейкину своих друзей:

– Родион, писатель. Его жена Алла, редактор. Геннадий, инженер, его жена Людмила, юрист-нотариус. Мой муж Владимир, кандидат технических наук. А также – Петя, Настя и Ваня.

– Петр Сергеевич, – вступил Володя и представил Канарейкина, – выдающийся изобретаюль. Можно сказать, чемпион по количеству патентов. Но есть одна закавыка. Очень многие его патенты вульгарно сворованы, как Петька сказал (Петька гордо распрямился на стуле), у менее удачливых заявщиков.

– Вы сядьте. – Лена предложила Канарейкину стул. – Но подарки свои заберите.

Она взяла открытую коробку ассорти и протянула Канарейкину. Ваня вытащил изо рта надкушенную конфету и вложил ее в ячейку.

Канарейкин непонимающе смотрел на коробку, которую держал в руках.

– Какие подарки? Господи, да я вам... квартиру, дачу мою возьмите!

Все растерялись от этого возмутительного предложения. Все, кроме Пети.

– Берем! – сказал он.

И получил очередную оплеуху от сестры, а родители в очередной раз вскричали:

– Петька!

– Молодое поколение выбирает, – заметил Родион.

– Вы поймите! – быстро заговорил Канарейкин. – Я кабинетный человек… Изобретательство – дело тихое и для избранных. Эдисон! – вдруг сморщился и брезгливо скривился он. – Ну что он придумал? Лампочку накаливания? Да наш Яблочков к тому времени уже несколько лет бился, чтобы в России производство этих лампочек наладить. Эдисон был гениальным организатором и монополистом, на него трудился огромный штат талантливых изобретателей!

– Об Эдисоне поговорим в следующий раз, – прервал Володя. – Петр Сергеевич! Вы, не побоюсь комплиментов, очень способный инженер. Зачем вам эта уголовщина?

– Не все так просто! – воскликнул Канарейкин. – Мои патенты в основном мне не принадлежат.

– Вы их переуступали, продавали лицензии, длительные и временные? – быстро спрашивала Лена.

Канарейкин покорно кивнул. Лена объяснила присутствующим, что изобретатель и владелец патента часто не одно и то же лицо.

Присутствующие по-прежнему мало понимали. Но Родион толкнул жену в бок – записывай, сюжетец детективный. Алла достала блокнот и принялась стенографировать. Навыки стенографии она приобрела в те времена, когда пыталась «главненькое» писать с устной надиктовки.

– Кто владеет вашими патентами? – спросил Володя.

– Емельянов Юрий Александрович, – быстро ответил Канарейкин, – и программа «Российские эдисоны».

– Все равно! Не схватываю! – развел руками Володя. – Генка! Емельянов – это Позвоночник, помнишь? Теперь он на фонде сидит и без адвокатов на улицу не выходит.

– Да! – откликнулся Геннадий. – Позвоночник... он слова порядочного не стоил и стоить не может! Ребята! Не надо уходить вглубь, когда есть вширь! Всем известно, что от патента до прибыли долгий путь и одни убытки. Можно изобрести двигатель внутреннего сгорания на солнечной энергии, но гораздо сложнее найти тех, кто станет его производить. В чем корысть?

– Кроме дросселей для ламп дневного освещения, – сказал Володя, – я не нашел ни одного вашего, или условно вашего изобретения, внедренного в промышленности за последние два года.

– Благодарю за высокую оценку моего... так сказать, потенциала. – Канарейкин сцепил пальцы в замок и потряс ими в воздухе. – Мне также приятно оказаться в кругу людей, позволю себе нескромность, объединенных техническим образованием. Ведь все очень просто! – Он снова плаксиво сморщился. – Это очень большие деньги. Но не мои! Я по таксе уступал, поверьте, не бог весть какой.

Он немного помялся, как человек, который не решается на откровенность, посмотрел на Лену.

– Смелее! – сказала она. – Здесь все свои.

– Большие деньги, – повторил Канарейкин. – Вот на Украине был недавно скандал. Одна фирма завладела патентом на «способ вибрационного контроля машин», не бог весть какая эврика, но в нефтяной промышленности весьма и весьма… Понимаете, патент может купить государство, если, конечно, имеются каналы влияния. Украинское правительство отвалило почти сто миллионов долларов, если из гривен перевести… Или еще… Какое-нибудь предприятие вроде ярославского хлебозавода заключает с фондом изобретений контракт на использование патентов «способов получения хлебобулочных, макаронных и мучных изделий», платит ежемесячно фиктивные многомиллионные вознаграждения изобретателям, от налогов эти суммы уводит… Но я! Я к этому не причастен! Только теоретически! Только на первичном этапе!

– Да! – вдруг подал голос Ваня. – Кто снимает и кто пленку проявляет – разная ответственность.

– Простите! – подался вперед Родион. – Э-э-э… Петр Сергеевич, правильно? Не могли бы уточнить некоторые детали?

– Еще лучше – начать сначала, – сказала Алла, не отрывая глаз от блокнота.

– Всем интересно! – заверила Настя, которой интересно вовсе не было, но если дядя Родион так разгорячился!

Володя, пока Канарейкин начинал сначала, ушмыгнул на кухню, где был телефон, и позвонил Егору Иванову.

– Слушай! – возбужденно заговорил Володя. – Тут такая петрушка! Ворованные идеи – чепуха, мелочь, дорожки ведут далеко и высоко!

Он пересказал Егору информацию Канарейкина. Следователь не только не обрадовался новым данным, не только не попытался ввернуть какую-нибудь байку или анекдот, но даже разозлился и повысил голос:

– Я же вас просил! Кто вас просил? Хотите под программу защиты свидетелей? Обеспечу! Тебе тут не Америка! Знаешь, где я тебе программу устрою? В тюрьме! Эх, рано тебя выпустили! Кстати, вы с Леной будете сидеть в разных изоляторах и даже перестукиваться не сможете. Куда вы лезете?! Пироги должен точать сапожник, то есть пирожник. Вовка! Я тебя как человека прошу!

– Значит, ты все это знал? – сделал вывод Володя.

– Вопрос, откуда ты знаешь?

– От верблюда! Верблюд, он же Канарейкин, сидит у меня дома и исповедуется. – Володя прислушался. – Вот уже закончил про детские годы и перешел к отрочеству.

– Почему у тебя? – удивился Егор. – В общем, так! Пусть Канарейкин завтра придет ко мне в одиннадцать, нет, в двенадцать. И принесет подробное чистосердечное признание. Лучше – в трех экземплярах. У нас опять в ксероксе чернила кончились. Вот жизнь! Чернила раньше квартала заканчиваются. Володя! Дай мне крепкое мужское слово, что самодеятельности разводить не будешь!