Книга Рукопись Платона - Андрей Воронин

Перед дверью в комнату Хесса княжна остановилась. Она знала, что непременно войдет, но также знала и другое: то, что она намерена совершить, до конца дней останется неопрятным пятном на ее совести.

Ключ дважды щелкнул, повернувшись в замке; Мария Андреевна нажала дверную ручку, потом потянула ее на себя и вошла.

На пороге ей опять пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. В ушах у нее зазвенело, голова сделалась легкой и пустой, тело куда-то пропало — княжна видела его, но совершенно не ощущала. Совладав с волнением, она закрыла за собой дверь и первым делом подошла к окну — проверить, не возвращается ли Хесс.

Немца нигде не было видно. Подумав, княжна заперла дверь изнутри и огляделась.

Комната выглядела странно: о том, что здесь кто-то жил, напоминал лишь стоявший в углу у стены клетчатый баул да забытая на подоконнике папка с последними рисунками Хесса. Княжна открыла папку и бегло просмотрела рисунки — те самые, которые немец показывал ей вчера. Более в папке ничего не было, за исключением нескольких чистых бумажных листов. Мария Андреевна завязала тесемки и аккуратно поставила папку на то же место, с которого взяла.

Треножник, заменявший Хессу мольберт во время его выходов на пленэр, обнаружился за шкафом; под кроватью стояли ночные туфли без задников, и это было все. Ничто более не напоминало о веселом тевтоне в этой обезличенной комнате. Мебель стояла на тех же местах, куда она была поставлена слугами в день приезда Хесса; не было ни разбросанной одежды, ни безделушек, коими люди, куда бы ни забросила их судьба, любят украшать свое, пусть даже временное, жилище. Комната напоминала монашескую келью, а то и гробницу. Марии Андреевне вновь сделалось не по себе: ей показалось, что она вторглась в обитель ожившего мертвеца.

Воздух в комнате тоже показался княжне неподвижным и мертвым, совсем не таким, как в других частях дома. Пахло одеколоном и сапожной ваксой — немцем, и не просто немцем, а прусским офицером. Дверцы шкафа оказались запертыми; ключ в замочной скважине отсутствовал. Не было его ни на комоде, ни в ящиках и вообще нигде, где люди обыкновенно хранят ключи от шкафов. Оставалось только предположить, что немец либо надежно спрятал ключ, либо унес его с собой. Впрочем, эта проблема как раз решалась легко и просто: в комнате Марии Андреевны стоял в точности такой же шкаф и ключ от него наверняка подходил к замку, на который немец запер свои секреты.

Княжна не торопилась идти в свою спальню за ключом — знала, что идти надо, но все равно не торопилась. Ей хотелось оттянуть неизбежное; шкаф был чем-то вроде последнего рубежа, за которым вторжение княжны в частную жизнь ее гостя сделалось бы совершенно неприличным. Кроме того, этот поставленный на попа зеркальный сундук чем-то страшил ее, как будто княжна опасалась обнаружить внутри полуразложившийся труп или посаженное на цепь чудовище. Вместо того чтобы одним махом кончить все дело, Мария Андреевна зачем-то опустилась на корточки и внимательно осмотрела пол.

Ее усилия неожиданно были вознаграждены: возле ножки кровати она увидела войлочный кружок, имевший хорошо знакомый ей вид. Несомненно, это был пыж, из чего самым естественным образом следовало, что герр Хесс у себя в комнате заряжал пистолет. Именно пистолет — ведь, когда он уходил, ничего похожего на ружье при нем не было. И притом заряжал совсем недавно, уже после того, как горничная в последний раз здесь прибиралась...

Мария Андреевна вспомнила, как Вацлав Огинский потешался над своим приятелем Хессом, который, по его словам, не знал, с какого конца следует браться за оружие. Выходит, все-таки знал? Комичные ужимки немца на деле были смеющейся маской паяца, за которой никто в целом свете не смог разглядеть его истинное лицо. Сделав это открытие, княжна решительно выпрямилась и пошла в свою спальню за ключом от шкафа.

В шкафу, помимо одежды и обуви, Мария Андреевна обнаружила большую папку для эскизов — ту самую, которую она видела у немца в первый день их знакомства и которая с тех пор как сквозь землю провалилась. Папка была прислонена к задней стенке шкафа и старательно занавешена одеждой. Марии Андреевне это показалось странным, и, раздвинув тряпье, издающее знакомый запах мужских духов, она вынула папку. Рука ее протянулась к тесемкам, коими без излишних причуд скреплялись вместе половинки папки, и замерла: тесемки были завязаны чрезвычайно хитроумным узлом.

Вряд ли Хесс прибег к ухищрениям, неизбежным при завязывании столь затейливого узла, просто от нечего делать или по привычке; княжна неоднократно по просьбе немца сама развязывала папку, с которой тот ходил на этюды, но там тесемки были завязаны обычным бантом. А это... Мария Андреевна видела: стоит только потянуть за кончик, и узел послушно развяжется. Развязаться-то он развяжется, да вот каково будет завязать его обратно?

В течение долгих десяти минут княжна изучала хитрое переплетение, образованное двумя матерчатыми тесемками, испытывая горячее желание поскорее засунуть папку на место и бежать куда глаза глядят, пока немец не вернулся. Но узел этот хранил секрет надежнее любого замка — значит, секрет был здесь! Именно тот секрет, ради которого она пошла на неслыханное унижение, связанное с тайным обыском в комнате гостя...

Наконец она решила, что сумеет завязать узел так же или почти так же, как это сделал до нее хитрый тевтон, и потянула за кончик тесемки. Как и ожидала княжна, узел развязался легко, будто сам собою; папка раскрылась, и взору Марии Андреевны сразу же предстала целая кипа мастерски выполненных рисунков с видами Смоленска.

Рисунки были сделаны в уже знакомой ей летящей, кажущейся небрежною, поэтической манере. Она насчитала пять рисунков, на коих был изображен кремль. Изображение было старое, еще до разрушений, причиненных ему заложенными при отступлении за Днепр минами. Это были улики, гораздо более веские, чем какая-то баня и яблоня, от которых ныне остался лишь поросший бурьяном и лебедою бугор. Рисунок старинных укреплений княжна помнила отменно — и тот, каким он был до войны, и тот, каким стал сейчас.

Теперь сомнений не было: Хесс лгал ей с первого дня. Вероятнее всего, он лгал и Вацлаву, но зачем? Вряд ли он проделал столь длинный путь только лишь ради дармовой кормежки и крыши над головой; к тому же немец не произвел на княжну впечатления человека, который нуждается в деньгах. Что же тогда — очередной охотник за приданым? Нет, вздор. Да он и не пытался ухаживать за Марией Андреевной — его неуклюжие комплименты, конечно же, нельзя было принимать всерьез.

«Стоп, — сказала себе княжна. — Давайте-ка по порядку, ваше сиятельство. Что мы имеем? Рисунки нужны немцу, чтобы оправдать свои ежедневные отлучки и то, что он целыми днями пропадает где-то около кремля, — это ясно как божий день. При этом у мольберта его нет, криков он не слышит, а по возвращении имеет поцарапанные сапоги и колени в земле. И пистолет в кармане, и постоянная ложь... Неужто кладоискатель? Господи, да какие клады можно найти в нашем кремле?!»

«Любые, — ответила она на собственный вопрос, — любые. Большие и маленькие. А главное, что в эту версию отменно укладываются все странности милейшего Павла Францевича. Хотя на типичного кладоискателя он как-то непохож...» А с другой стороны, откуда ей знать, как должен выглядеть типичный кладоискатель? Ей ведь уже приходилось видеть негодяев и висельников, более того, самых настоящих каторжников, которые весьма успешно выдавали себя за благородных людей...