Книга С попутным ветром - Луис Ламур

После очередного выпада он отступил, подняв острие своей шпаги вверх.

— Сейчас я убью вас, — сказал он холодно. — Пожалуй, это даже слишком легко!

По толпе зрителей пронесся приглушенный шепот. Они стояли, окружив нас кольцом, время от времени под нашим натиском отступая назад.

Танкард как молния ринулся вперед, но при этом нога его оскользнулась на комке грязи, и на мгновение он открылся. Острие моей шпаги с легкостью могло пронзить ему горло. Но вместо этого я быстро отступил и позволил ему снова встать в позицию.

— Вы весьма великодушны, — сказал он с удивлением.

— Я джентльмен, капитан. Я убью вас, но до простого убийства не унижусь.

— Ха! Ей-богу, вы заставляете меня сожалеть о том, что я должен сделать!

— Капитан, если хотите отказаться, вы можете это сделать!

Он рассмеялся.

— И покинуть Лондон? Нет, я не могу этого сделать. Я уважаю вас, Чантри, но должен довести начатое до конца!

Он снова перешел в наступление, рассчитывая быстренько со мной покончить, но я парировал все его выпады. К этому времени я уже разобрался в его манере вести бой — чему научил меня в свое время Фергас Макэскилл. Танкард фехтовал в духе английской школы с некоторыми вариациями, заимствованными на континенте. Но я видел, что, привыкнув к легким победам, он утратил осторожность, стал самоуверен и дерзок. Он намеревался убить меня, убить скорейшим путем. Он легко двигался, пытаясь провести классический удар в грудь, иногда называемый «бандеролью». Этот красивый прием всегда производит впечатление на зрителей, но в нем есть один недостаток — он открывает предплечье.

В схватке с противником, прошедшим выучку у Кори и Макэскилла, применять этот прием опасно. Мой контрвыпад был молниеносен — мне не пришлось размышлять ни секунды: прием был настолько отработан, что я нанес удар автоматически. Острие моей шпаги вонзилось в его предплечье и через плечо врезалось в грудь. Танкард отшатнулся, а я сразу же вернулся в исходную позицию. Из раны струилась кровь, на груди расплывалось кровавое пятно. Мой клинок проник неглубоко, но все же ранил его серьезно.

Танкард еле удержался на ногах, ухватившись левой рукой за колесо стоявшей неподалеку телеги. И так и замер, опустив шпагу, которую все еще крепко держал в раненой руке. Кровь стекала на лезвие шпаги.

Я опустил свой клинок, следя краем глаза за тем, что делают его приятели. За моей спиной стоял Тости — он был тоже готов к бою.

— Черт побери, — прохрипел Танкард, — глупо было применять с вами этот прием!

— Прием красивый, капитан, но рискованный. Будем считать, что на этом покончено?

— Я намеревался убить вас.

— Разумеется. — Я вытер лезвие своей шпаги. — Но, видимо, в другой раз?

Повернувшись, я пошел к двери гостиницы. Ко мне кинулся какой-то человек. Это был Джон, слуга седовласого господина, у которого я был в гостях. Наши глаза встретились, он слегка улыбнулся — не дружеской, но почтительной улыбкой.

— Вы правильно сделали, что предупредили меня тогда, — сказал он тихо. — Вы очень сильный дуэлянт.

— У вас поручение ко мне? — спросил я, удивленный тем, что вижу его здесь.

— Я должен был доставить весть о вашей смерти, — сказал он уже безо всякой улыбки.

— Я могу поставить вам выпивку, — сказал я, — потому что, когда вы вернетесь к своему хозяину, вас ждет не слишком любезная встреча.

— Спасибо, — ответил он, — как-нибудь в другой раз.

Он было уже ушел, но неожиданно вернулся.

— Вы отлично дрались, — сказал он, — но послушайте моего совета. Предполагалось, что с вами будет покончено на этой дуэли, но раз этого не случилось, теперь они просто убьют вас без всякой дуэли. Вы должны немедленно бежать, иначе вас настигнет смерть.

Он ушел, а я вместе с Пэджетом вошел в гостиницу. После трудного поединка у меня пересохло в горле, хотелось глотнуть эля, но он не доставил мне удовольствия. Я подтвердил свое искусство, но совсем не желал таких последствий.

Мои мысли обратились к «Доброй Катерине». Встала ли она у причала? Как обстоят дела с моим вкладом?

Я вернулся к мыслям о дуэли. Шпага проткнула Танкарду предплечье и вонзилась ему в грудь, хотя и неглубоко. Он скоро поправится.

В своей комнате я еще раз вытер лезвие шпаги и опустился в кресло. Я прошел серьезное испытание и одержал победу, но в моей душе не было радости. Я вдруг почувствовал, как я одинок!

Чего же я достиг за время своей жизни в Лондоне? Моя комната — это лишь место, где я спал и держал свои немудреные пожитки. Я заработал несколько фунтов, приобрел кое-какие знания. Но, кроме Тости, у меня нет друзей. Эмма Делахей и мистер Дигби — всего лишь деловые партнеры, им нет дела до меня, они не испытывают никакого личного интереса ко мне. Я по-прежнему совершенно одинок. Моя жизнь пуста. У меня нет ни тепла родного очага, ни любви женщины, и кажется, мне не суждено это испытать. Был у меня сильный и надежный друг Фергас, но где он сейчас? Я мог бы вернуться, но куда? У меня нет ничего, что влекло бы меня в Ирландию, как нет ничего и здесь, в Лондоне.

Мне хотелось иметь собственный дом в Ирландии. Хотелось вернуться к родным берегам, и еще я жаждал любви. Я одинок. Надо отправиться на судно, в груз которого вложены мои деньги, и самому заняться торговлей. Как только мне удастся скопить небольшой капитал, я уеду на родину и найду себе там девушку-ирландку.

Таков был ход моих мыслей. Жизнь в Лондоне подарила мне время, я вырос и многому научился. Теперь мне больше нечего было здесь делать. Меня гнал не страх, победа над Танкардом придала мне уверенности. Но к чему оставаться здесь, ведь мои враги наверняка будут повторять попытки лишить меня жизни? Я знал, что они меня боятся, я уже однажды разоблачил их и могу сделать это еще раз. Я не зависел от них, и они не могли предугадать моих действий. И тут меня вдруг осенило — я придумал, что сделать напоследок.

Перед тем как исчезнуть из Лондона, я напишу памфлет и окончательно уничтожу Рэйфа Лекенби.

Но почему я так стремлюсь его уничтожить? Потому ли, что он одолел меня в той давнишней дуэли? Или же потому, что он мой заклятый враг и обещал убить меня?

Двух причин вполне достаточно, уверял я себя. И все же не только это было главное. Лекенби был воплощением зла, и хотя я сомневался, что ему удастся осуществить свой далеко идущий замысел, это все же было не исключено.

По-видимому, о его планах знаю только я. И, стало быть, только я мог им воспрепятствовать, во всяком случае попытаться это сделать. Моя осведомленность превратится в страшное оружие против него. Как ни странно, я не считал, что Чарльза Танкарда натравил на меня он, — скорее это дело рук того седовласого господина, хозяина Джона. Рэйф Лекенби, конечно, не отказался бы от удовольствия убить меня собственноручно.