Книга Галльские ведьмы - Пол Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не политик и не солдат, сын мой, и не могу тебе советовать.
— Можешь. Ты знаешь империю лучше меня. К тебе прислушивался епископ Мартин, который на самом деле обладает большей властью, чем это кажется и ему самому, и другим людям. Феодосий вернул власть Валентиниану, своему зятю, который стал августом Запада; но Феодосий какое-то время пробудет в Италии, и ты прекрасно знаешь, кто в действительности правит империей. Из разговоров о нем я понял, что он — ревностный католик. Ты лучше меня понимаешь, во что он превратит церковь.
Корентин нахмурился.
— Будь осторожен. — Он помолчал. — Чего ты боишься? Разве никто не выиграл от того, что в империи установился мир и появился сильный император?
— Раньше я тоже так подумал бы, — решительно ответил Грациллоний, — но теперь я считаю иначе. Я принадлежу Ису. Рим остался моей матерью, но Ис — моя жена.
Корентин закусил губу. Он отпил вино и сказал:
— Понимаю. Максим назначил тебя префектом. Теперь его ставленников наверняка уберут.
Грациллоний осушил кубок и снова наполнил его.
— За себя я не боюсь. Я говорю искренне. Но если мне прикажут вернуться и… повиноваться, что тогда? Кто меня заменит? Что он сделает?
— Ты боишься, что твое место займет римлянин, который уничтожит языческие храмы и запретит ритуалы, что в Исе вспыхнут восстания и Рим погибнет, как когда-то Иерусалим?
Грациллоний вздрогнул.
— Да.
Корентин пристально посмотрел на него.
— Тогда я скажу, что сочту это за великое зло. Они не только отдадут на поругание Ис, но и вернут святыни, которые мы с Мартином пытались низвергнуть. Этого будет достаточно, чтобы доказать, насколько старые боги сильнее наших. Они никогда много не значили для людей. Весна, гора, любое святое место значат для них много больше; а ведь их тоже опекают христианские святые. Боги Иса не сдадутся просто так. Поддавшись своим жрецам, они превратят Ис в руины.
— Ты это понимаешь, — выдохнул Грациллоний.
— Мой священный долг — открыть твоим людям истинную веру. Единственное, на что я надеюсь, — это на то, что обойдется без катастроф. Только убеждение, терпение, и так год за годом. Надо не нападать на богов, а ждать, пока их влияние ослабнет. Если ты откроешь свое сердце… Впрочем, при тебе Ис расцвел, обновился как никогда. Ты нам нужен, король.
— Если ты напишешь Мартину…
— Напишу. Он в свою очередь убедит епископов, чтобы Ис пощадили. Император к ним прислушается. Кроме того, краеугольный камень обороны и процветающая торговля лучше, чем груда обломков.
Грациллоний попытался улыбнуться и сказал:
— Спасибо. Правитель уже на моей стороне. Не думаю, что его разжалуют, он занял свое место еще до Максима. Если ты сделаешь церковь нашим союзником… Послушай, Корентин. Тебе известно, что благотворительность в Исе — это в основном заслуга галликен. Твоя миссия не требует больших затрат. Помоги мне, и я щедро обеспечу тебя постоянным доходом.
— Эта мысль делает тебе честь, — осторожно ответил священник, — но подобные деяния могут быть опасны для тебя. Твои магнаты воспримут это лишь как еще одно открытое неповиновение богам.
— То, что я трачу из своих запасов, их не касается.
— Хм, ты же понимаешь, что, если такой несчастный человек, как ты, поможет церкви, они будут еще более благодарны нам, и это склонит их к Христу.
Грациллоний рассмеялся и отпил из кубка.
— Спасибо, что предупредил, но я и сам это знал. От этого не будет никакого вреда. Почему я должен запрещать им отречься от богов Иса?
Корентин внимательно посмотрел на него.
— Разве ты не хочешь, чтобы они поклонялись Митре?
Грациллоний пожал плечами. В его словах слышалась боль:
— Может быть. Но его армия уже не так сильна. Мы воздвигнем укрепления и какое-то время будем держать оборону, но вокруг снуют враги.
Он допил вино и налил еще.
— Оборону! — воскликнул он. — Мы оборонялись на Валу вместе с Максимом. Мои друзья… Сколько их ушло с ним на юг? Что с ними стало? Это мои люди. Я находил им жилье, преодолевал с ними дороги и копал окопы, мы вместе сражались с захватчиками, играли в кости и пили, а став центурионом, я водил их в походы, наказывал, если они этого заслуживали, выслушивал их, когда им надо было выговориться. В тот год под Валом с нами был второй август и многие другие, Корентин. Был и Друз из Сикстинии, мы спасли друг другу жизнь, слышишь? Они сражались за нашего старого правителя и проиграли. Если император подло убил Максима и Виктора, что же тогда он сделает с ними?
— Ты слишком быстро пьянеешь, — сказал Корентин на жаргоне моряков.
— Вряд ли Феодосий устроит резню, — продолжал Грациллоний. — Это слишком. Но что с ними будет? Может, он отошлет их обратно в Британию, Галлию, куда угодно? Сомневаюсь. Он их боится и накажет в назидание другим. Возможно, он их распустит. И что им тогда делать? Они теряют военное пособие. Не умирать же им с голоду. Что им делать? Стать рабами? Присоединиться к багаудам? Что?
— Трудный вопрос, — согласился Корентин. — Христос учит нас прощать своих врагов, и я надеюсь, что Феодосии именно так и поступит, хотя бы ради спасения своей души. Но они были мятежниками, нарушили законы армии. Максима должны были просто сослать. Но как поступить с тысячами остальных?
Грациллоний выпрямился. Вино выплеснулось из кубка и разлилось по столу.
— Конечно! — воскликнул он. — Я понял! Арморика полупуста. Нам нужны люди, они построят здесь дома и будут охранять эту землю. Есть сильные мужчины-воины, есть полуостров в дальней части империи, они не допустят, чтобы кто-то угрожал их сюзеренам.
Корентина тоже охватило волнение.
— Напиши правителям, — сказал он. — Пусть они передадут это императору. Предложи им защиту и помощь Иса при возникновении поселений. Если на то будет воля Божья, твое предложение с радостью примут.
— Завтра же напишу, — прорычал Грациллоний, — а потом сообщу об этом Совету. Давай выпьем и споем, помянем Максима и всех моих старых товарищей.
Корентин задумчиво улыбнулся.
— Мне это запрещено. Но, если хочешь, я составлю тебе компанию.
Так они сидели до вечера, пока их не прервал стук в дверь. Грациллоний ее открыл и отошел в сторону. Он по-прежнему уверенно держался на ногах, хотя лицо его раскраснелось от выпитого вина.
Вошла Бодилис, с мокрыми волосами и в насквозь промокшей одежде. Руки ее были холодны.
— Я подумала, что лучше тебе узнать это от меня, возлюбленный мой, — сказала она, не обращая внимания на Корентина. — Мне кажется, Квинипилис умирает.
Агония, сотрясавшая ее грудь, левую руку и подступавшая к бешено колотившемуся сердцу, уступила место покою. Она погрузилась в тревожный сон. Пульс слабел, как у раненой птицы, у нее не было сил сопротивляться. Тем не менее, проснувшись, она шепотом приказала, чтобы ей помогли подняться с постели и обмыться. Это заняло несколько часов. Она очень устала, но ее рассудок по-прежнему оставался светлым. Двое ее единственных слуг и другие галликены настаивали, чтобы она вернулась в дом. Всем, кто приходил ее повидать, они разрешали побыть всего несколько минут, и сами не позволяли себе утомлять ее разговором. Впрочем, они читали вслух ее любимые книги.