Книга Под стеклянным колпаком - Сильвия Плат

Одна из них, крупная, высокая, седовласая женщина с громовым низким голосом, в свое время училась в колледже Вассара. Звали ее миссис Сэвидж. Я сразу определила, что она светская дама, потому что она говорила только о дебютантках. Похоже, у нее было две или три дочери, и в тот год всем им предстоял первый выход в свет, вот только она испортила их светские дебюты тем, что отправилась в сумасшедший дом.

Диди сочинила песенку под названием «Молочник», и все твердили ей, что песню надо обязательно записать на пластинку и что она станет хитом. Сначала ее пальцы извлекали из инструмента тихую мелодию, похожую на медленное цоканье копыт, а затем вступала другая тема, словно насвистывал молочник, после чего две темы звучали вместе.

– Просто прекрасно, – непринужденным тоном заметила я.

Прислонившись к углу рояля, Джоан листала свежий номер какого-то модного журнала, и Диди улыбнулась ей, словно они знали какую-то известную лишь им тайну.

– А, Эстер, – сказала Джоан, подняв вверх журнал. – Это не ты здесь?

Диди перестала играть.

– Дай-ка посмотреть. – Она взяла журнал, взглянула на страницу, указанную Джоан, а потом на меня. – О нет, – заключила Диди. – Конечно же нет. – Потом снова взглянула в журнал, а затем на меня. – Да никогда в жизни!

– Ой, но ведь это и вправду Эстер, верно, Эстер? – спросила Джоан.

Лубелль и миссис Сэвидж придвинулись поближе, и я, сделав вид, что знаю, в чем там дело, вместе с ними подошла к роялю.

Фотография в журнале изображала девушку в пышном белом вечернем платье без бретелек, улыбавшуюся до ушей и окруженную наклонившимися к ней молодыми людьми. В руке девушка держала бокал с чем-то прозрачным и пристально смотрела мне через левое плечо. Я почувствовала на шее чье-то легкое дыхание и резко обернулась.

Незаметно вошла сестра в туфлях на резиновой подошве и бесшумно подошла к нам.

– Нет, серьезно, – удивилась она, – это вправду вы?

– Нет, это не я. Джоан ошиблась. Это кто-то другой.

– Ой, да ладно, это же ты! – вскричала Диди.

Однако я сделала вид, что ничего не слышала, и отвернулась. Лубелль уговорила сестру сесть четвертой за партию в бридж, и я придвинула стул, чтобы посмотреть на игру, хотя в бридже ничего не смыслила, поскольку не успела научиться ему в колледже, в отличие от богатеньких студенток.

Я таращилась на плоские, каменные лица королей, валетов и дам, слушая, как сестра рассказывает о своей тяжелой жизни.

– Вы, леди, не знаете, что такое работать на двух работах, – говорила она. – Ночами я дежурю здесь, присматривая за вами…

– Ой, мы же хорошие, – хихикнула Лубелль. – Мы лучше всех, сами знаете.

– Ой, вот вы-то хорошие. – Сестра пустила по кругу пачку мятной жвачки, оторвала розовую полоску с блестящей обертки своей пластинки. – Вы-то хорошие, а вот с этими идиотами из больницы штата прямо с ног валишься.

– Так вы работаете и тут, и там? – с внезапным интересом спросила я.

– Ну да. – Сестра посмотрела мне в глаза, и я заметила, что она подумала: таким в «Бельсайз» вообще не место. – Вам бы там совсем не понравилось, леди Джейн.

Мне показалось странным, что сестра назвала меня леди Джейн, хотя прекрасно знала, как меня зовут.

– А почему? – не унималась я.

– Ну, там место не из приятных, не похоже на это. Здесь прямо-таки загородный клуб. А там ничего нет. Ни нормальной трудотерапии, ни прогулок…

– А почему там нет прогулок?

– Не хватает пер-со-на-ла. – Сестра сорвала взятку, и Лубелль застонала. – Уж поверьте, леди, когда я соберу достаточно де-не-жек, чтобы купить машину, я уволюсь.

– И отсюда тоже уволитесь? – поинтересовалась Джоан.

– Конечно. Буду ухаживать за одинокими больными. Когда мне захочется…

Но я уже перестала ее слушать. Я чувствовала, что сестре велели показать мне, что меня ждет. Или я поправлюсь, или стану падать все ниже и ниже, как горящая, а потом сгоревшая звезда, из «Бельсайза» в «Каплан», потом в «Уаймарк» и, наконец, после того, как доктор Нолан и миссис Гини плюнут на меня, – в больницу штата по соседству.

Я поплотнее завернулась в одеяло и отодвинула стул.

– Что, замерзли? – довольно грубо спросила сестра.

– Да, – ответила я, выходя в коридор. – Прямо закоченела.

Я проснулась в тепле и покое своего белого кокона. Лучи бледного зимнего солнца играли в зеркале, на стоящих на комоде стаканах и металлических дверных ручках. Из коридора доносилась утренняя болтовня буфетчиц, готовивших в столовой подносы с завтраками.

Я слышала, как сестра постучала в дверь в дальнем конце коридора. Что-то пробубнил сонный голос миссис Сэвидж, и сестра вошла к ней в палату с позвякивающим подносом. Я не без некоторого удовольствия представила себе дымящийся синий фарфоровый кофейник, синюю фарфоровую чашку и объемистый синий фарфоровый кувшинчик со сливками, расписанный белыми маргаритками.

Я потихоньку начинала примиряться со своей участью. Если мое состояние ухудшится, я стану цепляться за свои маленькие радости, по крайней мере столько, сколько смогу.

Сестра постучала в мою дверь и, не дожидаясь ответа, вплыла в палату. Она оказалась новенькой – сестры все время менялись, – с вытянутым желтоватым лицом и рыжеватыми волосами, с крупными веснушками, рассыпанными по длинному носу. По какой-то причине от одного ее вида мне сделалось тошно, и только когда она прошла через палату к окну, чтобы отдернуть зеленые шторы, я поняла, что она показалась мне странной отчасти потому, что вошла в палату с пустыми руками.

Я было открыла рот, чтобы спросить, где мой завтрак, но тотчас же осеклась. Сестра явно меня с кем-то путала. С новенькими часто так случалось. Наверное, кому-то в «Бельсайзе» проводили шоковую терапию, о чем я не знала, и сестра, вполне понятно, спутала меня с этой больной.

Я подождала, пока она совершит маленький обход по палате, взбивая, поправляя и распрямляя, и отнесет очередной поднос Лубелль в следующую дверь по коридору. Потом сунула ноги в тапочки, прихватила с собой одеяло, потому что утро выдалось ясное, но очень холодное, и быстро прошла в кухню.

Буфетчица в розовом халате наполняла целый ряд синих фарфоровых кофейников из стоявшего на плите большого, с вмятинами на боках, чайника. Я с любовью оглядела выстроившиеся в ожидании подносы. Белые бумажные салфетки, свернутые в хрустящие островерхие треугольники, каждый придавленный тяжелой серебряной вилкой, бледные купола яиц всмятку, торчащие из специальных подставок, зубчатые стеклянные вазочки с апельсиновым конфитюром. Мне всего-то и требовалось – протянуть руку и попросить свой поднос, и мир снова станет на свои места.

– Произошла ошибка, – сказала я буфетчице, перегнувшись через стойку и говоря тихим, доверительным тоном. – Сегодня утром новая сестра забыла принести мне поднос с завтраком. – Я выдавила из себя лучезарную улыбку, чтобы показать, что ничуть не сержусь.