Книга Финальный аккорд - Кевин Алан Милн

– Что, по-твоему, я должен делать? – спросил я. – Выйти прямо из главного входа?

Он тепло улыбнулся и сказал:

– Как-то так.

Карл заявил, что вернется прямо перед окончанием его смены, которая заканчивалась в пять утра, и даст мне дополнительные инструкции. Он похлопал меня по руке, как будто пытаясь успокоить, сказать, что все будет в порядке. Затем он вышел через главную дверь, оставив гитару в футляре, прислоненном к стене.

Я вернулся на свою койку, но не мог заснуть.

Без четверти пять я услышал, как открылась входная дверь, а затем тихо прозвучало:

– Тссс… Херб… пошли.

Карл сидел на полу в проходе и снимал с себя сапоги. Я вздрогнул, когда он поведал оставшуюся часть своего так называемого плана. Он предполагал, что я выйду прямо из главных ворот лагеря.

– Я один из немногих охранников, которые не живут на территории лагеря только потому, что мой отец имеет высокое звание и наш дом находится неподалеку. Каждое утро я проношу гитару через западные ворота, никто не говорит мне ни слова. Рядом с воротами находится вышка с охранником, но сейчас слишком темно, чтобы он смог различить лицо, особенно под тем углом, под которым он видит проходящих. Охранник часто машет мне рукой, и на этом все. Возьми мою одежду, пальто, гитару и ключ от ворот, и все будет в порядке.

Когда он начал снимать носки, меня поразило, что он добровольно рискует всем, даже своей жизнью, ради меня. Я не мог позволить ему сделать это.

– Не раздевайся, – сказал я. – Твой план не сработает.

Но он пообещал, что все будет в порядке.

– Нет! – возразил я. – Не будет! Со мной, может быть, и будет, а с тобой нет. Это слишком опасно для тебя.

Карл улыбнулся и сказал, что будет утверждать, что я напал на него и взял его вещи. Затем он добавил, что даже если никто не поверит, то он уверен, что его отец не позволит, чтобы что-то случилось с ним. Я сказал, что это такой шанс, который я не желаю использовать, тогда Карл вынул пистолет и сказал, что у меня нет выбора. Он был полон решимости спасти меня, нравится мне это или нет. Я не мог не заметить, что впервые пистолет не дрожал в его руке.

Дедушка устало вздохнул, явно переполненный печалью. Он тихонько шмыгнул носом, и я мог только догадываться, что переживания взяли верх над ним. Он вздохнул еще раз, а затем энергично продолжил:

– С невероятным нежеланием я надел его одежду. Через пять минут, закутанный в теплое пальто Карла и в надвинутой на лицо шапке, я вышел из барака. Прежде чем я закрыл за собой дверь, он вручил мне свой пистолет.

– На всякий случай, – сказал он.

Я поблагодарил его, так-то вот. С футляром в руках я доплелся через пустой двор до западных ворот, небрежно махнул охраннику на вышке рукой, вышел из Маутхаузена и ни разу не оглянулся назад.

Через полтора дня, пройдя местность с помощью карты и компаса, я сдался небольшой группе американцев, которые находились в дозоре. У меня отобрали все вещи и поместили в импровизированный карцер на территории лагеря. Через два дня они час везли меня куда-то на север, где располагался их главный командный центр. Они хотели убедиться, что я именно тот, за кого себя выдаю.

Утром следующего дня мне вернули гитару Карла.

Я пробыл в Маутхаузене около трех месяцев. За счет того, что половину этого времени Карл подкармливал меня по ночам, мое физическое состояние было не настолько плохое, как могло бы быть. Я был худой, но не до такой степени, чтобы считаться истощенным. В итоге мне дали возможность сделать выбор: уволиться из армии и вернуться в Штаты или быть зачисленным в их батальон и продолжить воевать, правда, в более скромном качестве, чем раньше. Я выбрал последнее. Мои новые командиры позволили мне не сильно напрягаться в течение нескольких недель, пока медики постепенно увеличивали мой рацион питания. После того, как я поправился на пятнадцать фунтов, меня признали годным для вождения автомобиля, что я и делал с большим удовольствием.

Меня назначили управлять транспортным грузовиком во время неспешных и продуманных переходов по сельской местности. Мы часто останавливались в небольших деревнях, чтобы установить временные командные пункты. Иногда мы оставались в одном месте в течение нескольких недель, а иногда через два или три дня переезжали на другое место. Гитара Карла почти всегда находилась со мной, даже тогда, когда я управлял грузовиком. Она прекрасно снимала стресс после очередной стычки со все более и более разваливающейся немецкой армией. Ребята из моего нового взвода тоже оценили, что под рукой есть гитара. У каждого была любимая песня из дома, и, немного потренировавшись, я уже мог им ее сыграть. Часто, когда кто-нибудь из наших ребят был ранен в бою, меня, бывало, вызывали в лазарет, чтобы я что-нибудь исполнил. Это напоминало им о доме, я полагаю, успокаивало и поднимало настроение. Один врач сказал, что, несмотря на то, что он мог остановить у них кровотечение, у хорошей музыки было больше шансов облегчить их боль.

Я не раз играл солдатам, которые умирали, лежа на госпитальных койках. Один молодой парень из Луизианы, чьи раны от многочисленных осколков сочились кровью, попросил меня сыграть любимую песню своей подруги, «Паромную серенаду» сестер Эндрюс. Песня еще не закончилась, когда его собственная лодка уже отплыла, но, по крайней мере, он ушел с улыбкой на лице.

Мы продвигались медленно, но к концу апреля наш отряд въехал в Зальцбург. К тому времени сопротивление вражеских сил было уже незначительным, и у всех нас было ощущение, что конец войны близок. Местные жители тоже это осознавали. Многие благодарили за наши усилия в деле прекращения безумия Гитлера.

В начале мая, а если быть точным, то четвертого мая, мы выехали из Зальцбурга, пересекли границу с Германией и быстро добрались до небольшого городка под названием Берхтесгаден у подножия баварских Альп. На следующее утро мы с трудом поднимались по очень крутой однополосной дороге к Кельштайнхаус, убежищу Гитлера на вершине горы, более известному под названием «Орлиное гнездо». Для нас это усилие в значительной степени было символическим, так как Гитлера нигде не могли найти. Но для нас захват его личного логова стал причиной ликования. А для нашего соединения это ознаменовало конец сражения.

Мой грузовик шел в самом конце колонны, поэтому я был одним из последних, кто вошел в здание. Оказавшись внутри, я решил самостоятельно все осмотреть. На первом этаже, в конце одного коридора, я обнаружил ванную комнату. Я впервые увидел настоящие домашние удобства, которые выглядели так, словно их сделали на века. Сидя там, я решил, что должен взять что-то на память. Гитлер отнял достаточно у меня, и я чувствовал, что имею право взять что-то у него. И поэтому я вытащил свой перочинный нож и снял ручку от двери ванной. Она была узкая, но изысканно украшенная и имела форму вытянутой буквы «S». Я засунул ее в карман своих брюк и продолжил экскурсию.

Позже той ночью поползли разговоры, что многие из моих сослуживцев также взяли сувениры из альпийского особняка Гитлера. Мой командир предельно ясно дал понять, что мы находимся здесь не для того, чтобы воровать, и что он тщательно обыщет каждого, чтобы удостовериться, что мы ничего не утаили. Негласно все считали, что наш командир просто хочет забрать себе кое-что из нашей добычи.