Книга Иосиф Сталин. Отец народов и его дети - Нелли Гореславская

…В то самое время, когда Ольга Голышева носила под сердцем плод короткой любви, Яков познакомился с Юлией Мельцер. Познакомила их Анна Аллилуева, знавшая Юлю еще по Украине, где её муж, Николай Бессараб, служил под началом Станислава Реденса, мужа Анны. Юля была одесситка, дочь купца второй гильдии, еврея по национальности, который после революции пытался уехать за границу. Приятель-обувщик даже сделал ему тайнички в каблуках ботинок для денег и ценных бумаг. Однако чекисты эти хитрости разгадали, уехать не удалось. Красавица Юля вышла замуж, потом устроилась в танцевальную труппу и ездила с ней по гастролям, в основном, по Украине. Тут-то её и увидел Николай Бессараб и увел от мужа.

Яков влюбился в Юлю безумно. Она тоже не осталась безразличной, вроде бы даже стала инициатором знакомства: ведь Яков был, как уже сказано, тоже очень красив, образован, к тому же с горячей грузинской кровью – как тут устоять? Ну, а уж когда узнала, чей он сын…

Словом, после нескольких романтических встреч с Яковом она пришла к нему домой с чемоданами и осталась жить. Осенью того же 1935 года их брак был зарегистрирован. Есть разные сведения о том, как Сталин встретил новую невестку. Кто говорит, что с неприязнью, поскольку еврейка. Кто утверждает, что радушно: «Отправляясь в Зубалово знакомиться с Дедом, Ма была совершенно спокойна, – вспоминает дочь Якова и Юлии Галина. – Она не сомневалась, что понравится «старику». Обиженный за «старика», папа изо всех сил пытался настроить её на более торжественный лад…

Ма оказалась права. Все прошло отлично. «Старик» без конца шутил, кормил Ма с вилки и первый тост поднял в её честь».

О том же пишет и дочь Павла Аллилуева Кира Политковская: «Мама присутствовала в тот момент, когда Яша привел первый раз Юлю к Сталину. Всем на удивление, она Иосифу Виссарионовичу очень понравилась. Что и говорить, Юлия Исааковна знала, как произвести впечатление на мужчину, даже восточного. Оделась во все черное, со вкусом, смущалась, потупив глаза, всё больше помалкивала. Словом, умела, где надо, вести себя. Сталину всё это пришлось по душе. И когда молодые ушли, он сказал маме: «Какая красивая, милая женщина!»

Да, «родственная» ревность тут выглядывает из-за каждого слова…

Молодым дали поначалу двухкомнатную квартиру, а перед рождением Галины в 1938 году переселили в четырехкомнатную.

Когда Сталин узнал о том, что Яков попал в плен, Юлю арестовали. По правилу того времени так поступали и с другими женами попавших в плен офицеров Красной Армии (немцы, кстати, тоже своим благодарности не выписывали). «Гулю», маленькую дочку Якова, Сталин взял в свою семью, поручив 16-летней Светлане и ее старой няне, Александре Андреевне, заботу о ребенке. А через два года после тщательной проверки, Юлию Мельцер выпустили. Галина росла тихо, училась в обычной московской школе, с дедом виделась редко. Но Сталин помнил о ней и, давая деньги «на жизнь» Светлане Аллилуевой, всегда добавлял второй пакет: «А это дашь Яшиной дочке».

Причиной ареста Юли было не только правило, общее для всех. Хотя, действительно, как ни трудно в это поверить нынешним власть имущим, в то время те власть имущие общим правилам обычно следовали, так было принято. Даже сыновья их на общих началах воевали с врагом и так же, как все, погибали. Но в случае с невесткой Сталина сыграла свою роль еще и… фотография. Точнее, листовка с фотографией Якова, призывавшая, естественно, советских солдат сдаваться, как сдался фашистам сын Сталина, а на этой фотографии Яков в своей старой кожаной куртке, в которой он ходил в Зубалове на охоту и на рыбалку и в которой там же, в Зубалове, был как-то сфотографирован. Куртка эта на фронте оказаться никак не могла, значит, в руки фашистам попала фотография из семейного альбома. Но как она к ним попала? На эту тему и проходили многочисленные допросы. Вот только Юля ничего сказать не могла. Кто мог взять фото из семейного альбома? Народу-то в дом приходило немало.

Наверно, благодаря этой куртке Сталину быстро стало понятно, что листовки представляют собой фотомонтаж, в котором Яков не участвует. Уже легче. Значит, сын – не предатель. Собственно, он в это и не верил, а все же червячок сомнения не мог не точить. Но кто предатель? Кто взял фото и передал его фашистам? И когда? До войны? Получается, что пленение Якова планировалось задолго до того? Получается, что это была хорошо проработанная операция? Ведь, кроме всего прочего, требовалось еще знать и обстановку внутри семьи, знать, что у Якова с отцом были какие-то разногласия, в том числе, и политические, надеяться, что с ним возможно сотрудничество. Кто об этом мог знать и говорить об этом? Ну, наверно, многочисленная родня. Тут же вспоминается сталинский ответ Светлане, которая приступила к отцу с требованием объяснений, за что посадили её любимых теток: «Слишком много знали и слишком много болтали». Так что с родней, с их арестами, с их обвинениями далеко не все ясно.

Надо признать, что операция, по всем меркам получалась сверхэффективная. Во-первых, какое впечатление на солдат производило известие, что в плену у немцев сын самого Сталина, во-вторых, он с ними еще и сотрудничает, в-третьих, каков удар от такого известия для самого Сталина! А ведь только от Сталина, от твердости его духа зависело, как повернутся события в тот, начальный момент войны, когда всё висело буквально на волоске.

Слава Богу, дух оказался тверд.

Трагедия или предательство?

Слава Богу, и Яков отца не подвел, хотя дух его был все-таки послабее, чем у отца. Во всяком случае, судя по сохранившимся документам, среди которых есть даже протоколы его допроса в первые дни плена. И все же: как он попал в плен? При каких обстоятельствах? Вот что говорят документы.

К концу 9 июля 14-я танковая дивизия, 14-й мотострелковый полк, 14-й гаубичный артиллерийский полк и 220-я стрелковая дивизия вышли на рубеж Вороны – Фальковичи и были отрезаны противником от основных сил. К вечеру 11 июля части и соединения перешли к обороне Лиозно. 12 июля войсковая группа, несколько дней как переподчиненная командиру 34-го стрелкового корпуса 19-й армии, заняла и удерживала противотанковый район у станции Лиозно, а с рассветом 13-го на рубеже Вороны – Поддубье вела бой с танками и пехотой противника, после натиска которого подразделения 14-й танковой дивизии отошли. В это время 14-й мотострелковый полк и 14-й гаубичный артполк во взаимодействии с частями 220-й стрелковой дивизии наступали на Витебск. Они овладели селом Еремеево, но, не выдержав танковых и авиационных атак, начали отход к Лиозно.

Последующие два дня 14 и 15 июля 14 мсп и 14 гап вели бой в районе восточнее Лиозно, но, вследствие больших потерь, отошли одной группой на север, второй – на юг.

Батарея, которой командовал Джугашвили, вместе с соседней батареей своим огнем прикрывали отходившие на юг войска.

К утру 16 июля 14-я танковая дивизия, находящаяся в окружении, вышла из подчинения 34-го стрелкового корпуса и вошла в состав 7-го мехкорпуса 20-й армии. Первые группы военнослужащих 14-й танковой дивизии появились в местах сбора 17–19 июля. Вечером 19 июля из окружения вышли бойцы и командиры 14 гап (из 1240 человек вышло 413, 675 пропали без вести). Якова Джугашвили среди них не оказалось.