Книга Шелепин и ликвидация Бандеры - Леонид Млечин

Можно без преувеличения сказать, что именно из-за этой идеи Хрущев нажил себе больше всего врагов внутри аппарата. Первый секретарь чувствовал нарастающее сопротивление и не знал, что предпринять.

16 февраля 1961 года Хрущев на президиуме ЦК рассказывал о большой поездке по Украине, Северному Кавказу, Закавказью и Центрально-Черноземной зоне, где проходили зональные совещания по сельскому хозяйству:

— Я считаю, что совещания проходили хорошо. В народе они вызвали подъем и очень хорошее настроение. В городах, где я был, народ очень верит, подбадривает, критика ему нравится. Я уже говорил, что на одной из станций много собралось народа. Я им сказал, что вот езжу, принимаем меры, примем решение ЦК и Совета министров. А мне говорят:

— Как, крутишь?

— Да.

— За чубы?

— Да, за чубы.

— А у кого чуба нет, так по лысине.

В зале засмеялись.

— На Украине, — продолжал Хрущев, — рассказывают такой анекдот. У них в эту зиму испортился водопровод, потом его исправили. Перед моим приездом тоже испортился водопровод, перебои были с водой. Так киевляне говорят: «Почему, вы думаете, не было воды? Руководителям республики клизму ставили!».

И в зале опять засмеялись, хотя там сидели и руководители Украины.

— То есть едет Хрущев, и уже клизму ставят! — довольно разъяснил первый секретарь. — И ведь сами не отрицают, что у них плохо.

И Хрущев продолжал разносить начальников:

— Вот тамбовский секретарь Золотухин все хотел, чтобы его пороли, чтобы сняли штаны и пороли. Какое удовольствие! Все виноватым себя признавал и приговаривал: да, товарищ Хрущев, надо штаны снять и меня выпороть. Он это три раза повторил. Я уже не вытерпел и сказал ему: «Что это вы все штаны хотите снять и зад нам показать? Вы думаете доставить нам удовольствие?» Какой это секретарь?

Тем не менее повинную голову меч не сечет. Хрущев высмеял тамбовского секретаря, но снимать не стал. Григорий Сергеевич Золотухин возглавил более крупный Краснодарский край, потом переехал в Москву министром заготовок СССР.

Основания для горького смеха и издевок у Хрущева были. Первый секретарь воронежского обкома приказал директорам хозяйств показать Никите Сергеевичу, будто уборка идет полным ходом.

— Так они там рельсы таскали по полю и доказывали, что поле убрано, — потрясенный увиденным рассказывал Хрущев. — Это же просто времена Гоголя!

Первым секретарем обкома в Воронеже был Алексей Михайлович Школьников, окончивший индустриальный техникум и Высшую партийную школу. И ему эта гоголевская история сошла с рук. А после ухода Хрущева его переведут в Москву и назначат первым заместителем председателя Совета министров России.

— Я попросил справку о Российской Федерации, — продолжал Хрущев. — Оказывается, что она сама себя не прокармливает. Мне Полянский говорит: «Вот если бы снять Москву и Ленинград, тогда мы себя прокормили». А кому же Москву отдадим — Грузии? А как же мы к коммунизму придем? Так и будем сидеть на старых нормах? Тогда надо просто сказать: мы банкроты, строительство коммунизма — это выдумка Маркса и Энгельса, а на практике мы видим, что ничего из этого не получается. То есть то, что говорят американцы.

И первый секретарь ЦК КПСС, не знавший усталости, опять насел на нерадивых подчиненных:

— Некоторые постарели, одряхлели, уже привыкли, истрепались. Я бы сказал, не истрепались нервно, а языком истрепались… Когда я приехал в ЦК, то в аппарате ЦК слух распространился: пришел Хрущев и хочет, чтобы мы занимались подсчетом, сколько поросят поросится и сколько коровы молока надаивают. А что же нам делать? Лекции читать? Какому дураку нужны лекции, если нет молока, мяса и хлеба? Мы являемся как бы конкретными каменщиками, которые кладут здание коммунизма. Камни же наши — это предметы производства и предметы потребления.

Хрущев не хотел, чтобы его обманывали. Ему нужна была структура, которая бы точно знала, что происходит в стране, и наказывала обманщиков. Возглавить такую организацию мог человек, которому Хрущев доверял во всех отношениях. И Никита Сергеевич поручил Шелепину создать в стране всеобъемлющую систему контроля.

19 февраля 1962 года Хрущев разослал членам президиума ЦК записку «Об улучшении контроля за выполнением директив партии и правительства». В обширной записке Хрущев писал о взяточничестве, приписках, очковтирательстве, местничестве и расточительстве.

Он предложил создать новый орган — Комитет партийно-государственного контроля — на базе комиссии госконтроля Совмина и Комитета партийного контроля при ЦК.

Во главе новой могущественной организации Никита Сергеевич поставил Шелепина. Когда Хрущев с Шелепиным задумали создать комитет партийно-государственного контроля, они держали в голове опыт двадцатых годов, когда существовали два влиятельных ведомства — Центральная контрольная комиссия в партии и наркомат рабоче-крестьянской инспекции в правительстве. Формально они были разделены, но руководил ими один и тот же человек, причем очень влиятельный, член политбюро — сначала Куйбышев, потом Орджоникидзе, Андреев.

Никита Хрущев решил повторить этот опыт, но слить партийную и правительственную инспекцию в единый аппарат. Создавался орган с огромными, почти неограниченными полномочиями, получивший право контролировать и партийные органы, и правительство, и вооруженные силы, и даже КГБ.

Структура комитета партийно-государственного контроля дублировала правительство и аппарат ЦК. Комитет мог самостоятельно проводить расследования, наказывать провинившихся и передавать дела в прокуратуру и суд. Говорят, что таким широким полномочиям противились первые заместители председателя Совета министров Алексей Косыгин и Анастас Микоян, понимая, что создание нового комитета существенно ослабляет власть правительства.

Хрущев хотел, чтобы ведомство партийно-государственного контроля превратилось в разветвленную структуру, параллельную партийному аппарату. Причем эта структура в силу двойного подчинения — и правительству, и ЦК партии — выходила из-под контроля аппарата. Фактически новый комитет подчинялся только одному Никите Сергеевичу.

Прямо на пленуме 23 ноября 1962 года секретарь ЦК Шелепин был утвержден председателем Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совмина. В тот же день Хрущев заодно сделал Александра Николаевича и заместителем главы правительства, объяснив:

— Ему надо будет иметь дело с министрами, с государственными органами и надо, чтобы он имел необходимые полномочия.

Такой набор должностей сделал Шелепина одним из самых влиятельных в стране людей. Некоторые историки даже делают вывод, что реальная власть в стране постепенно переходила от Хрущева к Шелепину. На местах руководитель областного комитета партгосконтроля автоматически избирался секретарем обкома и заместителем председателя облисполкома. Тем самым контролеры обретали независимость от местных органов.

Отделы и сектора комитета соответствовали структуре аппарата ЦК партии. Работа у Шелепина в комитете считалась престижной, на роль начальников отделов и их заместителей брали первых секретарей обкомов. Номенклатура должностей тоже соответствовала цековской — инспектор, заведующий сектором, заместитель заведующего отделом, завотделом. В центральном аппарате работало примерно четыреста пятьдесят человек, значительно больше, чем предполагал Хрущев, но меньше, чем в каком-нибудь союзном министерстве.