Книга Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906-1914 гг. - Гаральд Граф

Вообще на новых кораблях подчас нелегко было справляться с механизмами, которые то и дело капризничали. Мы с Геркеном много пережили неприятных минут, когда вдруг свет начинал мигать или даже тух. Особенно если это происходило во время обеда или ужина. Тогда со всех концов кают‑компании слышались возгласы: «Опять минеры». Мы же выскакивали из‑за стола и неслись в помещение динамо‑машин, чтобы узнать, в чем дело: заменить перегоревший предохранитель или перевести нагрузку на другую динамо‑машину. Правда, это скоро наладилось, и сами электрики быстро справлялись с происходившими неисправностями.

Но зато «минеры» не оставались в долгу, если случались промахи по артиллерийской или машинной частям. Но положение других специалистов было все же более выигрышным, так как недоразумение в их механизмах не отражались на нашей, так сказать, частной жизни.

Такие кают‑компанейские пикировки, конечно, велись в самых добродушных тонах, и в серьезных случаях все друг другу сочувствовали и помогали.

Среди офицеров на «Макарове» царило полное единодушие, и мы как‑то сразу сжились в тесную корабельную семью. Даже те, которым приходилось покидать крейсер, не теряли с ним связь, а многие на нем проплавали по шесть‑семь лет.

Однако не обходилось и без маленьких неприятных инцидентов. Раз такой случай вышел и у меня с нашим старшим механиком капитаном Грановским[210], прекрасным человеком и отличным инженером. Он всегда горой стоял за свою команду и не давал в обиду никого, кто был ему подчинен.

Инцидент произошел на погрузке угля. Меня назначили старшим. На всех кораблях погрузки производились в ударном порядке, в них вносился элемент спорта. На «Макарове» пока еще угольная погрузка была плохо налажена. Поэтому я особенно старался ее упорядочить, но заметил, что она тормозится тем, что не хватает мешков. Недолго думая, я позвал машинного содержателя и приказал выдать нужное количество. Тот мне заявил, что: «Старший механик не велят». Обозленный этим, я на него прикрикнул и приказал немедленно исполнить мое приказание. Мешки появились, и погрузка пошла гораздо успешнее. Но машинный содержатель пошел к Грановскому и доложил, что я отменил его приказание. Тот обиделся и пошел жаловаться старшему офицеру.

Наш добрейший Дмитриев всегда стремился улаживать все шероховатости мирным путем и боялся всяких обострений. Впрочем, избежать их ему не всегда удавалось. Так и тут он позвал меня и стал убеждать, что я должен извиниться перед Грановским. С другой стороны, Дмитриев признавал, что я был прав, но считал, что должен был обратиться непосредственно к Грановскому, а не приказывать машинному содержателю. Я и сам знал, что формально был неправ, но при такой горячей работе где уж там соблюдать формальности. Когда я сам успокоился, то внял убеждениям Дмитриева и пошел «объясняться» со старшим механиком, который тоже уже остыл, и все кончилось совсем мирно.

У Грановского был попугай какаду, белый, с желтым хохолком. Он любил у него сидеть на плече и осторожно пощипывать ухо, не причиняя никакой боли. Но был он совсем не добрый и к остальным офицерам относился скорее недружелюбно. Во всяком случае, мы не рисковали сажать его к себе на плечо. Раз он рассердился на своего хозяина и до крови ущипнул его за ухо, за что и был лишен на долгое время чести сидеть на плече.

В Бизерте отряд простоял довольно долго и в конце ноября вышел в порт Аугусту на Сицилии.

Это был первый переход «Макарова» в составе отряда кораблей и поэтому был довольно трудным. Трудность заключалась в том, что отряд состоял из разнотипных судов и поэтому, пока они сплавались, было трудно держаться точно на требуемой дистанции (2 кабельтова).

Головным шел «Цесаревич», за ним «Слава», затем «Макаров» и в хвосте «Богатырь».

На вахтах приходилось напрягать все внимание, чтобы не налезать на «Славу» или не растягивать строя. Даешь «пять больше» оборотов[211]– слишком быстро нагоняешь. Уменьшишь на пять – слишком быстро отстаешь. Испугаешься, что слишком растянул строй, сразу прибавишь десять оборотов. Глядишь на «Славу», и ясно становится, что нельзя менять обороты так резко. Пробуешь прибавлять и убавлять по два‑три оборота, а в машине недовольны, что не успевают поверить число оборотов, как получается новое приказание. Недовольны и на «Богатыре», который из‑за нас то налезает, а то отстает. Ничего не поделаешь, пока не изучили инерцию корабля и в машинах не привыкли к частым переменам оборотов, крейсер плохо держался в строю. Но на это понадобилось не так уж много времени, тем более что вахтенные начальники были опытные офицеры. Потом наладились так, что за всю вахту (4 часа) меняешь обороты раз десять, не больше.

Наш командир, как я упоминал, был опытным и хладнокровным моряком. С ним было очень приятно в трудные минуты, а не дай Бог, если командир оказывался неопытным и нервным и к тому же боящимся начальства. Тогда все «шишки» валились на вахтенных начальников и они сами начинали нервничать.

Первое время также много неприятных минут доставляла наша единственная мачта, которой мы до этого так гордились. Она отстояла далеко от командного мостика, и поэтому связь с сигнальщиками, поднимающими сигналы, была трудной. Каждый сигнал адмирала в кильватерном строю полагалось репетовать, и мы всегда запаздывали. То сигнальщики не расслышат, то не хватает фалов. Кричишь, сердишься – ничего не помогает. К тому же и сигнальщики были еще не привыкшими к отрядному плаванию.

Порт Аугуста – скучнейшее местечко. Оно само по себе ничего интересного не представляло, но поблизости были Сиракузы, куда мы и совершили поездку для осмотра достопримечательностей. Особенно заинтересовала пещера, прозванная «ухом Диониса». В ней замечательно была использована акустика. Несмотря на ее большие размеры, можно было улавливать самые тихие звуки с одного конца до другого.

Отряд вошел в рутину занятий «по расписанию». Шлюпочные учения и занятия с гардемаринами, тревоги и занятия с командой занимали все время.

Однако 15 декабря старого стиля это спокойствие было нарушено. Рано утром, при совершенно тихом море вдруг прошла высокая волна, которая раскачала все корабли. Этот факт всех очень удивил, но ему никто не придал особого значения. Но около 10 ч к адмиралу приехал страшно взволнованный городской голова и рассказал, что получено известие о происшедшем сегодня рано утром сильном землетрясении, захватившем южную конечность Калабрии и северную Сицилию. Город Мессина совершенно разрушен и горит. В нем погибло несколько десятков тысяч людей. Пострадало и много других, боле маленьких селений. Он умолял адмирала выйти с отрядом в Мессину на помощь пострадавшему населению.

Адмирал Литвинов был нерешительным человеком, и хотя понимал, что необходимо оказать помощь пострадавшим, но боялся проявить самостоятельность и решил предварительно запросить телеграммой Петербург.