Книга Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

Усадив атамана на низенький топчан, Сото не сняла, а, извиваясь всем телом, буквально выползла из пестрого халатика, словно змея из собственной кожи, и, обхватив руками голову Григория, все тянулась и тянулась ввысь, приближая к его лицу чуть влажный «бутон тысячи утренних тайн», пьянящий восточными сладостями и чистотой изначально греховного тела…

– И-тебе не нужно ничего копать, атаман, – прошептала девушка так, словно вместе с «бутоном» доверяла ему еще и тайну своей судьбы. – И-это не япоски подослали к тебе женсину-камикадзе, как ты думаешь. Япоски подослали не её. Они подослали меня, япоску, – слово «япошка» явно нравилось Сото, не подозревавшей, что оно может восприниматься как унижение. В её произношении оно обретало какой-то особый шарм.

– Тебя, говоришь, в соболях-алмазах? Это для меня не новость. Но ты подослана вообще… А речь идет о том, что «вдова» подсунута была сегодня. Специально для покушения.

– И Сото тоже подослана сегодня, специально для покушения.

Атаман озадаченно посмотрел на возлюбленную: то ли он слишком устал, то ли чего-то не способен был понять. Он уже не удивлялся привычке Сото «попугайничать». Тем более, повторяя слова, девушка в то же время старалась придать им свой, особый смысл, порой совершенно противоположный тому, который вкладывал в них Семёнов.

– Что же ты молчала?

– И-чтобы ты знал, что умею молчать, – с особой тщательностью старалась выговаривать она звук «ч».

– Почему же теперь заговорила?

– И-чтобы ты знал: умею говорить.

– Не виляй хвостом, в соболях-алмазах! Зачем нужно было подсылать тебя? В штабе квантунцев мне уже не доверяют?

– Вам, господина генерала, доверяют. Не доверяют многим из тех, кто вокруг вас.

Семёнов откинулся на спинку кресла и, запрокинув голову, с минуту смотрел так в потолок. Японка помнила, это его традиционная, даже, возможно, ритуальная поза. В ней атаман впадает то ли в глубокие раздумья, то ли, наоборот, предается бездумной медитации.

– А ведь начальники твои прекрасно знают: если я начну подозревать свое ближайшее окружение, – мне конец, и всему штабу армии моей конец. Мы попросту перегрыземся, как стая взбесившихся волков.

– И-как стая волков, да, – лучезарно улыбнулась Сото, точно так же, как убеждала недавно атамана сделать себе харакири.

– Так почему тебя подослали сегодня? Ответа так и не услышал.

– И-в штабе знали, что вас хотят убить, господина генерала.

Григорий вновь запрокинул голову, пытаясь что-то ответить, однако Сото шаловливо, хотя и довольно настойчиво, привлекла его к своему телу.

– В «бутоне тайн» и-нет смерти, – назидательно объяснила она стареющему генералу, – там есть только жизнь.

– Спасибо за науку, но мы сейчас не о том говорим, – пытался атаман вырвать свою голову из цепких рук девушки.

– Не о том, да. Руськие присылает женсину, чтобы убить вас. Япоски присылает Сото, чтобы любить вас, да. И-что лучше, господина генерала?

– Ты не мудри, не мудри, в соболях-алмазах! Если в разведке Квантунской армии знали о готовящемся покушении на меня, то почему не предупредили? Союзники мы или уже не союзники? А теперь я в вечных должниках у тебя ходить должен.

Это был не вопрос. Это было признание мужчиной своего обречения на вечную любовь и безграничную признательность. Командующий сидел на тахте, по-восточному скрестив ноги, а Сото, всё более распаляясь его близостью, постепенно взбиралась на него, грациозно забросив ему за плечо вначале одну ножку, затем вторую, изгибаясь в неподражаемом инстинктивном танце живота.

В перерывах между встречами с ней Семёнов, чувствуя, как любое расставание становится все томительнее и невыносимее, не раз пытался определить место этой девушки в своей жизни. И каждый раз ловил себя на мысли о том, что японка давно перестала восприниматься им в пределах таких понятий, как любимая, подруга, наложница…

Их свидания становились для него наградой за все те поражения честолюбия и эмигрантское унижение здесь, на чужой земле. Изысканные ласки Сото открывали перед ним свои сокровенные таинства, словно великое вифлеемское озарение. Смиренная покорность их неминуемо перерастала в азартную игру неиствующей плоти, чему любовники предавались с обреченностью самоубийц, до полного изнеможения. Зато вслед за тем наступало истинное наслаждение собственным бытием, что сродни бытию внеземному.

31

В военной миссии ожидали начальник разведывательного отдела штаба Квантунской армии полковник Исимура и его переводчик – капитан Куроки.

– Нам стало известно, господин генераль, что вы проявляете все большую нетерпимость к политике японского правительства в Маньчжурии. Нам стало известно…

Презрительно опущенные уголки губ капитана застыли в оскорбленно-возмущённой мине, выражение которой на лице хозяина обязывало Семёнова вспомнить, кто есть кто. То есть кому казачок служит и кем оплачиваются все те загулы и увлечения, которыми он скрашивает свое великое маньчжурское безделье за спинами японских солдат.

– Не могу понять, о чем вы, господин полковник, – обратился командующий к Исимуре, поскольку капитан начал с перевода его слов.

– Ваши офицеры и вы лично постоянно возмущаетесь по поводу того, что Квантунская армия не начинает наступления и даже не собирается переходить русскую границу, – продолжал уже сам Куроки.

Ситуация с переодеванием генерала Судзуки была патовая: всем давно было известно закулисье, да и для «капитана» не оставалось секретом, что он давно раскрыт. Тем не менее тот предпочитал выступать в роли вежливого, чинопочитающего переводчика, давая понять, что игра эта предназначена для всех офицеров, политиков и коммерсантов, с которыми ему здесь приходится иметь дело. А еще он предпочитал демонстрировать полное пренебрежение к тому, известно ли командующему, кто перед ним, или не известно.

– Армия – на то и армия, господин капитан, чтобы жить с войны, а не с подачек, в соболях-алмазах, – переминался Семёнов с ноги на ногу, ожидая, когда восседавшие в плетеных креслах японцы великодушно предложат ему присесть.

– Воюет не армия, воюет император, – назидательно объяснил Исимура, прекрасно понятый Семёновым и без переводчика. – К тому же существует разработанный Генштабом и самим императором утвержденный план «Оцу»[44]. Вы знакомы с этим проектом?

– Знаком-то я знаком, но… – иронично подергал левой щекой Семёнов.

Он прекрасно помнил, что в соответствии с тем планом его пятнадцатитысячная к тому времени армия, которую поддерживали не только японцы, но и Чанкайши, должна была прорвать советскую границу в районе Могоча и повести наступление в направлении Якутска. Затем, перегруппировавшись и пополнившись людьми из русских поселений в верховьях Лены, он должен был бросить свои части на Байкал, полностью парализовав при этом байкальский участок Сибирской железной дороги.