Книга Война никогда не кончается - Ион Деген

Гвардии подполковник сел на место. Я уже успокоился. Решил, что этим все завершится. Но у Смерша было другое мнение.

Он сказал, что преступление гвардии лейтенанта Ермолаева подпадает под статью Уголовного кодекса Российской Федерации, по которой в лучшем случае ему полагается десять лет тюремного заключения. Но из уважения к командиру бригады и начальнику штаба он согласился не предавать преступника суду, а провести суд чести. К сожалению, офицеры бригады почему-то остались безучастными к совершенному преступлению и даже не осудили гвардии лейтенанта Ермолаева. А выступление этого офицера из второго батальона вообще было безответственным. Если бы не глубокое уважение обратившихся к нему офицеров, десять лет тюрьмы сейчас, в военное время, заменили бы штрафным батальоном, в котором гвардии лейтенант Ермолаев кровью должен был бы смыть свою вину. Поскольку в танковом экипаже возможности смыть кровью свою вину не меньше, чем в штрафном батальоне, он, явно нарушая свое служебное положение, считает, что можно ограничиться переводом гвардии лейтенанта Ермолаева в боевой экипаж.

На этом завершился суд чести. Саша подошел к нам, и, не промолвив ни слова, обнял меня и Толю.

Мы возвращались в расположение батальона. Холодный косой дождь, казалось, утяжелил танкошлем. Мы скользили по раскисшей глине. Командир батальона, гвардии майор Дорош положил мне руку на плечо и сказал:

– Спасибо, Счастливчик. Мужество в бою не самое главное мужество. – Он помолчал и почти шепотом добавил: – Ну и говно же он. Надо было ему устраивать этот цирк.

Я не стал спрашивать, кого он имел в виду. Сашу перевели командиром танка в первый батальон. В начале зимнего наступления он сгорел вместе со всем экипажем.

Январь 2009 г.

P.S. Я не заметил, в котором часу начал писать этот рассказ. Он выплеснулся из меня в один присест. Я едва успевал записывать. Проще было бы, владей я стенографией. Случайно ли это? Я не верю в случайности. Сегодня, 21 января, исполнилось ровно 64 года со дня моего последнего ранения, которое врачи назвали смертельным. Это случилось через четыре или пять дней после гибели Саши Ермолаева. А в 1975 году с женой и сыном мы приехали в город Нестеров Калининградской области, бывший немецкий Эйдкунен в Восточной Пруссии. Симпатичный военком, майор, положил предо мной книгу захоронений в Нестеровском районе. Толстая книга. Все погибшие были перезахоронены в братской могиле. В списке среди многих знакомых фамилий я нашел гвардии лейтенанта Александра Ермолаева. И надо же! Оказалось, что он погребен в могиле, в которой по ошибке похоронили и меня еще до того самого суда чести. А вспомнил я об этом почему-то, уже закончив рассказ.

Низководный мост

– Ну вот, Счастливчик, тебе снова представляется возможность отличиться.

– Лучше бы мне представилась возможность поспать.

– Раньше от тебя такого не слышали. – А слыхали, что можно восемь суток воевать без сна, ни на минуту не выходя из боя?

– Есть в этом какая-то правда. Есть. Но на тебя с гордостью смотрит вся бригада.

– Вся бригада… Вся бригада в могилах и в сгоревших машинах. От самой границы. А это – сброд блатных и нищих.

– Хватит, товарищ гвардии лейтенант! Распустились! Я еще не выяснил, кто дал вам право бить по физиономии офицера Красной армии.

– Да это же… – Садитесь! Карту достаньте! Я огляделся, куда сесть. Ничего, кроме пузатого пуфика. Командир батальона сидел на краю огромной кровати. Ишь, барин какой! Под командный пункт выбрал себе спальню. Другого места не нашлось в этом проклятом имении.

Я не сомневался в том, что он снова прикажет наступать через мост. Черт возьми, какая кровать! Весь экипаж мог бы на ней поместиться. Хоть вдоль, хоть поперек. И мягкая, должно быть. Никогда раньше я даже не предполагал, что бывают такие кровати. Ни слова больше не скажу о грузоподъемности моста. Хватит.

Лужица стаявшего снега растеклась по ковру от моих сапог. Красивый ковер. Ну и пусть. Свой дом я им не украшу.

– Ясно, товарищ гвардии лейтенант? – Ясно. – Я вложил карту в планшет и встал. – Разрешите идти? – Идите. Да только не вздумай снова раздавать зуботычины.

Я махнул рукой и вышел. Заходящее солнце окровавило снег. Деревья окутаны инеем. Небо синее-синее. А на кой черт мне эта красота? Ночью будет мороз. И вообще до ночи еще надо дожить.

Я прошел мимо танков и стал спускаться к мосту. Командиры машин настороженно смотрели, ожидая, что я скажу. Но я молчал. Они, молча, пошли за мной. Я их не звал. Хотят – пусть идут. Здесь не опасно. Мотострелки захватили небольшой плацдарм на левом берегу. Они уже на тех высотах, метрах в ста пятидесяти от берега.

Конечно, мост не выдержит тяжести танка. Но я больше ни слова не скажу комбату. Что они там, с ума посходили?

По реке плыло «сало» и маленькие льдинки. Вода густая, черная. Офицеры рядом со мной у перил. Стоят. Молчат. И этот здесь – младший лейтенант. Жмется, как пес с поджатым хвостом. Фонарь под глазом у него и взаправду здоровенный. Рука у меня тяжеловата. Но, слава Богу, что обошлось без пистолета. Мог и прикончить под горячую руку.

Офицер Красной армии… Комбату лишь бы читать мне мораль. Посмотрел бы он…

Этот сукин сын кантовался в тылу чуть ли не год. Охранял знамя бригады. Люди воевали, гибли, а он охранял знамя. Сегодня к утру почти не стало бригады. Смели под метелку все, что оставалось. Получилась сборная рота. Вот он и попал ко мне.

Шоссе было заминировано. Когда еще подойдут саперы! А успех операции зависел от скорости. Пошли по самому краю болота. Я приказал всем танкам идти точно по моей колее. Этот сам сел за рычаги. Сказал, что не ручается за своего механика-водителя. Все осторожно проползли. А он, гад, посадил машину в болото. Еле вытащили. Потеряли время, которое могло спасти многие жизни. То самое время, которое я не смел потратить на ожидание саперов. Ну я его, конечно… Ясно ведь, что этот гад хотел вместо боя отсидеться в болоте, как раньше в штабе, охраняя знамя бригады.

А это кого еще черт несет к мосту? Комбат, адъютант старший. А это кто?

Сам комбриг? Впрочем, чему удивляться. Кроме моей сборной роты и кучки мотострелков, у него никого не осталось.

Еще не доходя до моста, он крикнул: – Пора, Счастливчик, мотострелкам неуютно без вас на том берегу.

Я помедлил немного. Не хотел снова говорить о грузоподъемности моста. Вот если бы я не был евреем… Неужели они считают меня таким трусом?

Неожиданно мне на помощь пришел старший лейтенант:

– Товарищ гвардии полковник, мост не выдержит. – Выдержит. На карте отмечено тридцать тонн.

На немецкой карте. Значит, есть еще запас прочности.

– Так это немцы когда напечатали карту! – Товарищ гвардии полковник, гляньте, балки уже малость трухлявые.

– Ниже по течению есть каменный мост. – Каменный мост, товарищи офицеры, еще в руках противника, и неизвестно, оставит ли он его целым.