Книга Работорговцы.Черный пролетарий - Юрий Гаврюченков

— Бомба.

— Все на выход! — немедленно среагировал Щавель и принялся выталкивать жильцов из комнаты, пока они не задели что-нибудь не то и оно не взорвалось.

Городовой тоже не растерялся, а сноровисто надел на Вагину наручники.

Когда все оказались на улице за исключением капитана Копейкина, оставшегося один на один с бомбой, старуха, увидев на Пелагее Ниловне браслеты, плюнула Нюре в лицо. Щёки Жёлудя запылали. Нюра же, криво усмехнувшись в ответ, великодушно отвернулась от парня, ничем не выказывая знакомства.

— Мы накрыли вертеп террористов! — не веря в удачу, Манулов едва не подпрыгивал от возбуждения.

— Допрыгалась, мать, — проворчал городовой, придерживая Вагину под локоть.

Карп только башкой покачал, порицая вероломство изменницы.

Щавель сосредоточенно думал.

— Чего мы не нашли? — спросил он Манулова.

— Нашли? Всякую всячину и запасное орудие преступления!

— Нет. Мы не нашли. Что-то отсутствовало…

Щавель не договорил. По ушам ударило так, что земля качнулась и перед глазами поплыло. Командир увидел, как издатель втянул голову в плечи и пригнулся. Бабы попадали наземь. Когда старый лучник ошалело повернулся к бараку, то не узнал строение — стену распустило, крышу задрало, она торчала в небо лохмотьями разворошенных осенних листьев. Секцию бруса разворотило, накренив опорный столб, из пролома валил серый дым, в небе летали бумаги и тряпки.

Старуха-соседка ползала, оглушённая.

— Во дало, — поднимаясь на карачки, сказала Нюра.

Пелагею Ниловну вдобавок к городовому зафиксировал Карп, готовый при малейшем сопротивлении либо в бараний рог согнуть, либо в три дуги. У пособницы террориста не было ни малейшего шанса.

Одно поразило Щавеля в тот момент. Ни на йоту не смутившись, словно взрывы были делом обычным, Вагина улыбалась.

Глава семнадцатая,

в которой Щавель соглашается исполнить особое поручение, получает тайное предписание, напарника и жетон с прорезью

— Два взрыва за один день. Непостижимо! — вздохнул князь Пышкин, когда они остались тет-а-тет. — Рабочие и так неспокойны, а тут может показаться, что начались военные действия. Не хватало только манифестаций протеста. Их возбудить сейчас проще простого. Мастеровые угнетены и готовы собираться в толпы по любому поводу.

Щавель сидел в кресле за совещательным столом. Кабинет мэра был озарён электричеством, оно струилось из обильных светом — каждая по сорок свечей, не меньше! — стеклянных колб ламп накаливания. Было заполночь, а насыщенный субботний день и не думал кончаться.

— В отсутствие генерал-губернатора его обязанности распределяются между мной и генерал-адъютантом до того момента, когда будут объявлены результаты досрочного голосования, — известил Велимир Симеонович медленным голосом, будто натягивал тугой лук. — Мне потребуется время, чтобы влезть в обстановку и разрешить проблему с выделением для нужд светлейшего князя Лучезавра некоторых наших поселений. Не сомневаюсь, что в канцелярии будет готов ответ в самый ближайший срок, — мэр натянул лук и пустил стрелу: — До истечения его могли бы вы поспособствовать в розыске бомбиста, коль уж взялись за него?

Нельзя было отрицать, что взялись крепко, но дальше дело пошло туго. Щавель без особой радости оценил последствия, ведь второй взрыв был их заслугой, о чём князь Пышкин деликатно умолчал.

Пожар быстро потушили силами деятельных пролетариев. Бомба выбросила капитана Копейкина в окно, основательно при этом изуродовав. У героического жандарма оказались оторваны правая рука и нога, а сам он начисто лишён сознания, однако, будучи своевременно перетянут жгутами, обрёл возможность выжить. Копейкина немедленно отправили в больницу на паровом экипаже и приступили к разбору завала, не давшему положительного результата. Имущество ходи-бомбиста уничтожилось напрочь, а с ним все улики. От всего треклятого кубла осталась только Пелагея Вагина. Её отвезли в жандармерию и заперли в тамошний внутренний ИВС. Вот и всё, что принёс стремительный рейд Отлова Манулова.

«Дерзость зверина, да мудрость курина», — оценил оперативно-розыскные достоинства издателя Щавель и был вынужден шагнуть дальше по проложенному им пути, поскольку мэр почему-то нуждался в его помощи и не оставлял шансов на отказ.

— Если вы находите целесообразным моё участие в деле чрезвычайной государственной важности, я готов принести пользу Великой Руси какую могу, — изысканно заявил он, чтобы поладить с мэром.

Велимир Симеонович принял ответ как должное. Он порылся в ящике стола и выложил небольшой металлический кругляшок, покрытый цветной эмалью.

— Почтенный боярин Щавель, извольте принять жетон агента для особых поручений. Этот отличительный знак вы можете предъявлять жандармерии и полиции, а также извозчикам и мусорщикам для оказания содействия.

Щавель принял жетон. Он был слегка овальный, в верхней части помещался искусно выполненный художником-миниатюристом герб Великой Руси: на лазоревом поле белая стена, над нею облако, из которого вниз тянется инверсионный след падающей боеголовки, законченный красной вспышкой спасительного подрыва ракеты ПВО; в нижней герб Великого Мурома — на красном фоне золотой кот, держащий в лапе двуручный меч. Номера у жетона не было. Вместо разделительной линии между гербами была прорезана узкая щель. С обратной стороны над прорезью был припаян винт с гайкой — крепить жетон.

— Благодарю за оказанное доверие, — молвил Щавель.

Князь потянулся к краю стола, где крепилась покрытая благородной искусственной патиной бронзовая розетка, надавил кнопку электрического звонка.

— Отец Мавродий? — осведомился у заглянувшего секретаря.

— Здеся, ваш сясь, — поклонился секретарь, блеснув тонким золотым ошейником. — Смиренно ожидают в конференц-зале. Пока ожидали, изволили проповедовать и продавать под запись акции.

Мэр кивнул, принимая сие как что-то неизбежное.

— Проси.

Раб удалился, а Велимир Симеонович протёр пальцами веки, будто пенсне снимал, устало вздохнул.

— С ума сойти, — посетовал он. — Сподобил же Ктулху дожить до такого бедлама, в пасть ему тентакли. То голод, то профсоюзы, теперь засилье иноземцев и китайский терроризм. А завтра какие-нибудь аболиционисты придут права качать.

— И это пройдёт, — примирительно заметил Щавель.

— И это не предел. Никогда так не было, чтобы ничего не было, и от нас не убудет, если будем решать проблемы по мере их возникновения. Поясню свою позицию, — мэр поправил мундир, приосанился. — Во многих случаях для вящей пользы целесообразно привлекать знатоков со стороны. Пусть работают своими методами, не вызывая подозрения, а с правоохранительными структурами взаимодействуют по необходимости. Правительству важно, чтобы народ нёс следы коллаборационизма с пекущимся о его благе государством. Соучастие добавляет солидарности и частично устраняет недовольство от тягот жизни и временных неурядиц, повсеместно возникающих в трудные дни. Когда простолюдины героически преодолевают стихийные и вражьи напасти, они добросовестно сливают злобу на внешнего врага и покорно работают как им велят. Если же дать народу затяжной период сытой жизни, он станет бунтовать по любому поводу, а, часто, и без повода. С жиру бесятся самые тучные. Если же переманить часть тучных к себе, можно заставить всех остальных поверить в единство власти и подчинённых. Вот, Манулов, купец второй гильдии. Служит Великой Руси верой и правдой, пусть и чистый инородец. Он с нами сделку заключил, а мы ему помогли стать монополистом в своей отрасли. Теперь у нас нет оппозиционных издательств, а пресса вся наша, и книги для быдла по госзаказу выходят в нужном количестве и в срок. То же с религией…