Книга Чисто семейное убийство - Елена Юрская

Как это все случилось? Почему он не заметил сразу, не увел, не забрал, не защитил свою хрупкую мечту от этого потного, сытого, азартного игрока?

— Володя один из самых умных людей, которые мне попадались в жизни, — сказал он, когда все уже сидели за столом. — Дина, этот человек — глыба, кремень. Его ничем не сдвинешь. Правда, Катя? — Он подмигнул и призывно посмотрел на нее.

— Да. — Она улыбнулась, почему-то грустно.

— За что еще его уважаю — всегда играет по правилам! Давайте за это выпьем. Мы с Катей — на брудершафт.

Федор поцеловал Катю так, как он, Володя, почти жених, почти муж, не смел и думать ее целовать. Огромный рыхлый язык по-хозяйски расположился у Кати во рту. Володю передернуло от отвращения. Катя прикрыла глаза и тихо, почти неслышно простонала.

— Сейчас он будет ее завоевывать, а потом бросит.

— Динуля, не надо ревновать, давайте лучше танцевать. — Федор оторвался от Кати и закружил по комнате. — А хотите, я устрою стриптиз. Ну, аплодисменты, самый кривоногий, пузатый и дряблый мужик снимает с себя последнюю рубашку. Ура!

— Не надо, — как-то вяло запротестовала Катя и опустила глаза.

— Как хотите, — легко согласился Федор. — Только тогда мне надо на минутку отлучиться. Дина, ты меня еще любишь. Я сейчас.

Он привез дамам цветы — выкинул почти сто долларов. В двух огромных хозяйственных сумках были всякие — сирень, тюльпаны, розы…

— Разбирайте, девчонки, — весело прокричал Федор.

Потом был дождь из лепестков, индейские танцы с метанием мороженого, ночная прогулка по городу, поездка с темный глухой лес — за подснежниками. Это ж надо было так напиться, думал утром Володя. Так напиться… Лес, подснежники, индейцы… А кто проводил домой Катю?

Она приехала к нему сама и, чуть краснея, честно сказала:

— Я стала гражданской женой Федора. Я его люблю. Мы уезжаем в Москву. На каникулы. Просто погулять. Мы можем остаться друзьями?

Что надо было сказать? Что вообще говорят люди, которых ни с того ни с сего бьют ногой по лицу? Володиного мужества хватило только на то, чтобы просто пожать плечами. «Так даже лучше, — успокаивал он себя. — Так даже лучше. Пусть он ее бросит. Пусть она поймет. Она умная, она больше подходит мне… Надо подождать». И он пошел в загул — за небольшие деньги покупал у соседки по даче мутный самогон и распивал его с той же соседкой, чтобы проснуться с ней утром. Это было тоже очень экономно.

Но самым страшным в этой ситуации было поведение Федора. Он купил Дине квартиру и отправил ее от себя подальше со словами: «Хочу быть с Катей, извини, может, это любовь?» Дина, не ожидавшая такой кровавой развязки, попробовала утешить Володю. Но это были не бесплатные удовольствия. Он отказался. Дина тоже стала ждать. Через полгода рухнул первый бастион: Федора видели в ресторане с молоденькой студенткой, которая потом выиграла первый общегородской конкурс красоты. Катя не вернулась. Она даже не позвонила. Вот тебе и друзья… А через год Федор вернулся к Дине. Ненадолго. Чтобы исчезнуть навсегда.

Володя сам нашел Катю и предложил ей немедленно выйти за него замуж. Она ответила, что через год. Может, чувствовала что-то? Может, выдерживала положенный траур? Через год они поженились. Это было все, чего Владимир Игнатьевич тогда для себя хотел.

Тогда. Но не теперь. Хотя и сегодня Катя продолжала волновать его. Потому что не рожала ребенка, потому что ждала Федора и потому что… впрочем, деньги волновали его сейчас значительно больше. Они оказались единственной настоящей любовью.

Владимир Игнатьевич кривил душой, пытаясь успокоиться и приуменьшить возможные последствия грядущей ситуации.

Он по-настоящему боялся. Он видел Федора последним. Вместе с той юной девой, которой, к счастью, уже нет в живых.

Глава 13

Последнее время Тошкин не спал по ночам. Он читал Фрейда, уголовный кодекс, слушал радио, смотрел кино, его трагедия заключалась в том, что он успевал выспаться днем… Когда на небе появлялась луна или какая-нибудь жалкая ее часть, Тошкин открывал глаза и начинал вздыхать, надеясь, что вот-вот его снова заберет сладкая дремота. Но нет — он ворочался с боку на бок, считал слонов, пальмы, свои нераскрытые дела, дни, оставшиеся до пенсии, но ничто не помогало. Он мучился и как старый наркоман тянулся к снотворному, которое добрый Яша строго-настрого запретил употреблять в темное время суток, чтобы не привыкнуть… Тошкин, как законопослушный гражданин, одергивал руку и на всякий случай прятал ее под одеяло. Ему даже не с кем было поговорить.

Умаявшись в бессмысленном передвижении по городу, Надя засыпала в детской. Она заявила, что предатель Тошкин будет подвергнут жесточайшему половому остракизму и общечеловеческому бойкоту. У Дмитрия Савельевича не было поводов не верить жене. Пока не было.

Ночные бдения поддерживали в комнате за стеной — там ежевечерне раскатывали «ленинградку», которая завершалась лишь на рассвете и сопровождалась бурными словесными баталиями, которые могли бы украсить цирк на Цветном бульваре. Не единожды бедный Тошкин подходил в двери кабинета и, стыдясь, подглядывал в замочную скважину. Каждому человеку хочется быть там, где весело. Но Дима не умел играть в преферанс.

Ему не оставалось ничего, кроме тяжелых мутных мыслей, одна из которых была такой недостойной, что поразила самого Тошкина. «Все бабы стервы», — трусливо мелькнуло в мозгу. Дима сказал мысли: «Кругом марш!» — и даже решил выйти на работу. Но он так и не смог найти в себе силы подписать ордер на арест Гены, призвать к порядку Дину и взвалить на себя ответственность за разрушение образцово-показательной интернациональной семьи. С этой задачей, похоже, приехала справляться бабушка Аглаида Карповна. Нынешним вечером она предстала пред начинающим вуайеристом Димой в совершенно неприглядном свете. И это с учетом того, что подглядывал он отнюдь не в ванной и совсем не в силу вновь обретенного психического расстройства.

Надя влетела в дом, явно оставив в подъезде метлу и ступу. Не долго думая, прямо с порога она закричала в знак протеста:

— Все Тошкины, Кривенцовы и Прядко — уроды одной породы!

В доме запахло скандалом. Дима знал свою бабушку и ее умение воплощать в жизнь строки бессмертного стихотворения «Словом можно убить, словом можно спасти».

— Все твои родственники — калеки, убийцы и жадюги. Они пустили по миру всех окружающих, наплевали на экологию.

— И подослали к Кеннеди своего троюродного брата Ли Освальда, — хихикнул Яша, имея кухонно-дипломатическую неприкосновенность.

— А теперь они хотят уничтожить меня как новый нарождающийся класс провинциальных звезд!

В голосе у Нади зазвенели слезы. Тошкину стало ее жалко. Но бабушка, бабушка-то молчала! Невиданное добродушие заставило Тошкина внимательнее рассмотреть пока что вялый процесс обмена информацией.

— Тошкин! — Надя топнула ногой. Она не привыкла выступать без благодарных зрителей. — Я найду себе другого мужа. Немедленно.