Книга Завтра октябрь. Несветские истории - Елена Есина

Вспомнив, что в летней кухне стоит «шуманит», я надела перчатки и в каком-то забытье предалась процессу. Я поливала всю электроплиту раствором, усиленно терла жесткой губкой, смывала водой, опять поливала шуманитом и снова водой. И не то чтобы я всю ее очистила, могла бы, наверно, и отчистить, просто я… Ну, извините меня за это слово, я кончила раньше.

Поставила бедную, но отмытую печку сушиться. Внутри меня были какие-то смутные подозрения, что сделала ерунду. Но так бывает (не помню, где-то когда-то я это чувствовала), знаешь, что делаешь неправильно, но действо увлекает… природа, блин!

Вечером с трех ногтей свалилось свежее покрытие – шеллак.

Утром ничего неподозревающий гость включил плиту, плита прощально щелкнула и вырубила свет во всем доме.

– Коротнула?! – недовольно зыркнул на меня муж.

– Я ж тебе говорил, что можно просто выкинуть, так и шуманит бы еще был!

Я уж не стала говорить, что и на шеллак не пришлось бы тратить время и деньги. Но не кажется ли вам, что иррациональное – это то, что тоже как-то подчеркивает ощущения. И, честное слово, это – небольшая цена за случайно полученный кайф. Некоторые из-за этого судьбы рушат свои и тех, кто рядом. А те, кому повезло быть правителем (или не повезло в данном контексте), сметают судьбы миллионов.

Речкой я заманила на один день сына. И в субботу я, Лиза, Павел и гостья наша поехали на импровизированный пляж. Подойдя к берегу, сын усмехнулся:

– Нет, это ты сильно, мам, сказала, что с такой речкой и моря не надо!

– Надо тебе, да? Ну это ты просто молодой еще. Нет в тебе этой щемоты в груди от ощущения родины. Это пройдет, сынок, вместе с молодостью. Что это, залысины у тебя, что ли? – запустила я пятерню в его густые волосы и, чуть сдвинув челку набок, увидела нечто новое.

– Да, и седина уже есть от жизни такой! – отвечал Павел.

– И у отца, и у деда твоего седина появилась рано, так что это – не от жизни – это у вас наследственное.

Давай сначала ты, я за Лизой посмотрю, а потом наоборот.

И сын мой поплыл на середину реки кролем – с шести и до двенадцати лет он занимался профессиональным плаванием, красиво очень поплыл, разливая по мне волны любви и гордости.

Вот, собственно, и все. Не знаю, смогла ли я кому-то хоть на какую-то минимальную долю единицы того, в чем можно измерить счастье, ретранслировать свое состояние, но, прочитав, хотя бы не ругайтесь на меня, что зря потратили время.

Про Савелия и Ангелушу

Она еще была совсем молодой Ангелицей, ей еще не было пятисот лет. Когда Ангелята достигают пятисот лет, они только идут в Ангельский детский садик. И выглядят так, как рисовал младенцев Рафаэль.

Вот и наша была вся пухлая, в перетяжках. Может, передать мысль кому-то на расстоянии она уже могла, но лепет, исходивший из ее уст, был такой младенческий – очень приятный и малопонятный. Люди его чувствовали просто как положительное настроение в себе, настежь распахнутое сердце, а еще это ощущение вызывало заливистый громкий смех. Но как же редко долетал этот сигнал до взрослых! Детишки же еще хорошо слышали ее, а некоторые, очень добрые и веселые детки, могли нашу Ангелицу даже видеть. Видели ее потому, что укрываться и показываться людям она только училась, играя с детьми в прятки. Она любила играть только со смешливыми детишками. Однажды вдруг она взяла и показалась очень грубому и невоспитанному мальчику. Вот же достался, по каким-то поломанным генам, характер ребеночку. На вид ему было лет уже 9, а скорее, он просто так крупно выглядел потому, что упругость попки и глубина перетяжки у него была явно больше, чем у АнгеЛуши. Только если все перетяжки и все одутловатости у нашей Луши были ей необыкновенно к лицу, то мальчик с поломанными генами своими размерами вообще, а ручек в частности, просто пугал иногда и взрослых людей. Мальчик всегда ходил по улице со взглядом исподлобья, со сжатыми губами и стиснутыми кулаками. Однажды мальчик пускал со старшим товарищем воздушного змея, бежал за этим змеем и так весело смеялся, что АнгеЛуша ошиблась и показалась недоброму мальчику. Она бегала с мальчишками за змеем, ее голос переливался перезвоном, как будто перепевая в более высоком диапазоне смех мальчишки.

И когда Луша, доверяя этой радости, вышла из-за шторки параллельного мира в мир людской, глаза мальчика, уперевшись в Лушу, вдруг остекленели и посуровели, как будто не было секунду назад никакой радости.

– Ты кто? – схватил Савелий АнгеЛушу за правое крылышко. АнгеЛуша от неожиданности мало того, что забыла дематериализовать крылышко, а еще и дернула крылом, зажатым у нехорошего мальчишки в руке, и вывихнула суставчик в нем.

Ох, как долго и тщательно создается ангельская материя! Пока одна душа полностью очистится, не одно столетие проходит. Очистившись до света горного хрусталя, поселится в свободной ангельской скорлупке. Потом в ней под воздействием космических высокоэнергетических явлений начинает прорастать не материальная, а больше интеллектуально и психо-эмоционально выстроенная, неплотная, прозрачная ангельская ткань. Людям она не видна до тех пор, пока ангелы не выходят в человеком заселенную параллель. Этому их обучают в горнем детском саду и небесной школе. А малышам-ангелам разрешено резвиться с малышами-людьми – это очень полезно и для дальнейшего развития людей и для развития ангелов. Ангелы помнят, что все-все на свете люди когда-то были добрыми, невинными и непорочными детьми. И потому умеют помогать и сострадать даже самым отъявленным негодяям. Люди же в большинстве своем забывают картинки из детства и вперед всего забывают свои игры с АнгеЛушами и Ангелятами.

Вот и повзрослевший Савелий не помнил свою первую встречу с Лушей.

Луша же запомнила ее на всю жизнь. Может, не на всю свою ангельскую, но на жизнь Савелия Лушиной памяти хватит. Не было у нее ни боли, ни досады от той встречи, Ангелам неизвестны эти невысокие чувства, у них же нет нервной ткани – они плетение из духа, силы и смирения. А вот крылышко Луши, хоть и зажило и функционировало в полете нормально, но, если Луша спускалась на землю и шла ножками, крылышко немного свисало, и кончик его волочился по земле. Это придавало всему Лушиному облику немного печали. А печальный ребенок-ангел – это уж совсем как-то грустно…

Луша стала часто спускаться на землю потому, что всей своей детской душой почувствовала ответственность за угрюмого мальчика Савелия. Она приходила к нему и днем и ночью. Ночью сядет возле него на кровати и лепечет ему ангельско-младенческие баюшки-улюлюшки. У Савелия тогда расслаблялось лицо, губы расплывались в улыбке и наконец-то разжимались кулачки. Сны он тогда видел самые сказочные и добрые. А утро начиналось как обычно, с какого-нибудь незаслуженного тычка не очень счастливой по жизни мамы. И обидного слова бабушки, которая припомнит спозаранку отца Савелия – и давай ему выговаривать свои обиды, словно маленький сын – за взрослого отца в ответе. Савелий не понимал и половины из бабушкиных слов. Но все они были неприятные и ложились на Савелия, как бабушкины или мамины шлепки по одному месту.