Книга Автохтоны - Мария Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Располагайтесь. Вот здесь.
Она показала на матрас, брошенный на пол в углу, рядом с другими такими же матрасами, сейчас пустыми. Вытертое серое, в бледную полоску одеяло из эрзац-шерсти. Mannschaftsdecke, ну да, ну да.
– Тут все чистое, вы не думайте. Мы постоянно подвергаем все санитарной обработке.
– Да, – сказал он, – я понимаю. Гигиена – это очень важно в полевых условиях. А могу ли я надеяться, что меня выпустят отсюда? Завтра утром? Ну, и вообще.
– Если бы это зависело от меня, – она даже не притворялась, что удерживает раздражение, – вы бы не вышли отсюда никогда. Понимаете? Никогда! Но он приказал. Приказы не обсуждают. Есть хотите?
– Смотря что, – сказал он осторожно.
Шампиньоны на компосте из пищевых и непищевых отходов? Грибы-вешенки? Может, они разводят свиней, утилизируя все, что вырабатывается здесь этими… сколько их тут? Несколько сотен наверняка.
– За кого вы нас принимаете? Еда сверху. Из ресторации.
– А, ну тогда конечно. Тогда все в порядке. Кулеш можно?
– Кулеш можно, – сказала она с отвращением.
– А эти… ушки ворога?
– Ушки кончились.
– Тогда кулеш. И пиво, будьте любезны. Лаггер. Бочковое.
– Я вам тут не официантка. – Он все-таки сумел вывести ее из себя. – У меня приказ.
– Да-да, – согласился он, – конечно. И проследите, чтобы холодное.
Она молча развернулась с такой силой и яростью, что полы черного фартука крутнулись вокруг сильных бедер, и удалилась. Он устроился на жестком комковатом матрасе, вдыхая сырой войлочный запах лежалой одежды, вонь несвежих тел и хлорки из отхожих мест. У стола человек в очках сложил карту и отдал человеку в берете. Человек в берете спрятал карту в планшет. Женщина у противоположной стены застегнула на груди вытянувшуюся линялую кофту и поудобней переложила ребенка.
Преданность делу может завести очень далеко, подумал он, ерзая и пытаясь продавить в матрасе удобную ямку. Так далеко, что ты в конце концов ухитряешься забыть, какому именно делу ты предан. И тогда то, что казалось лишь внешним, случайным, лишь средством для достижения цели, становится самой целью.
Может быть, Петронию просто нравилось участвовать в оргиях. А все эти рассуждения о благе отечества, о влиянии на тирана в конце концов стали просто самооправданием, ничем иным. Сладостное падение, прикрытое фиговым листиком ханжества. И в этом пижонском его уходе не было ничего, кроме жалкого позерства, желания выжать до капли последнее удовольствие последнего дня уходящей жизни?
Она вернулась, держа перед собой поцарапанный поднос из прессованной пластмассы, на котором дымилась алюминиевая миска. Фишка заведения, да. Но еще и удобно таскать вниз, в подполье. Шапка пены переползала через край кружки, как биомасса в известном фильме, и, чтобы не заляпать все пеной, она шла, плавно покачивая бедрами, той влекущей походкой, которая отличает женщин-водоносок, что бы они ни носили – коромысло или кувшин на голове.
– Спасибо, – сказал он и аккуратно поставил поднос рядом с матрасом. – Вообще-то я терпеть не могу есть в постели. Повсюду крошки и вообще… Очень негигиенично. А если вы будете все время так раздувать ноздри, то однажды ветер переменится, и вы…
– Придурок, – сказала она сдержанно, – шут.
– Вы влюблены в него, правда? В этого вашего команданте.
Она размахнулась и влепила ему пощечину. Он увернулся, но скулу она все равно задела. Рука у нее была тяжелая. Удачно, что он поставил поднос. Иначе был бы весь в пиве.
– Если бы не приказ… я бы…
– Поставили к стенке?
– Вы не заслужили даже пули.
– Серебряной?
– Что?
– Да это я так. Посидите со мной, Лидия. Просто так.
Холодное каменное лицо чуть дрогнуло, но она решительно тряхнула головой, словно знала специальное хитрое движение, которое вновь превращало живую плоть в мрамор.
– Вы – никто, – сказала она с прежним отвращением, – случайный человек. Я не понимаю, почему…
– Обо мне так печется этот ваш команданте? Я тоже не понимаю, – признался он.
Она пожала плечами и отвернулась, но он окликнул:
– Погодите! А еще ниже – что?
Она обернулась. Из-под косынки не выбивалось ни одной пряди.
– В каком смысле?
– Должен быть еще один уровень. Не может не быть. Что там? Храм Баал-Зебуба? Шуб-Ниггурата? Йог-Сотота? Еще одна дверь с табличкой «Вход воспрещен!». Еще одна лестница, ведущая вниз. Вон там, например!
– Туда нельзя!
– Разумеется, – сказал он устало. – Разумеется.
Края пластикового подноса выкрошились, словно бы их кто-то обгрыз. Кто-то маленький и вредный. Кто-то, кто питается прессованной пластмассой.
Он, скорчившись на матрасе, мельком подумал о четвертом уровне, где живут мутанты, люди икс, черепашки-ниндзя, пожиратели пластика, и о пятом уровне, и дальше, дальше, глубже, вплоть до огненного ядра Земли, где странные огненные существа ворочаются в раскаленной лаве, но додумать мысль не успел, потому что уснул.
* * *
Ботинок был тяжелый и прочный. Вообще хороший был бы ботинок, если бы не двинул ему тупым носком в ребро. Он охнул и пошевелился.
Два ботинка. Ноги. Числом две. Все как положено.
Утро? Вечер? Электрический свет. Тусклый. Где это он? Ах, да.
Матрасы, люди на матрасах. Мать кормила грудью ребенка, старуха вязала носок. Мужчины в камуфляжке сгрудились у стола с расстеленной картой. Он не мог отсюда разглядеть, та это карта или уже другая. Девушка в фирменном фартуке, дважды обернутом вокруг худеньких бедер, катила сервировочный столик с алюминиевыми мисками и дымящимся чайником. Наверняка у них есть грузовой лифт или подъемник, не бегают же они по лестнице взад-вперед с подносами…
– Вставайте. – Она с отвращением поглядела на него. Очень он ей не нравился. Жаль. Или уже не жаль. – Пора. Я вас выведу.
– На расстрел?
– Опять юродствуете?
– Нет. Честное слово, нет. Скажите, а прежде чем… я могу умыться?
– Умоетесь наверху.
Вот ведь плохая привычка каждое утро чистить зубы – не почистишь и уже чувствуешь себя не так.
– Я бы хотел не только умыться.
– Хорошо, – сказала она сухо.
Она ждала у двери обшарпанной, обложенной потрескавшимся кафелем кабинки. Конвоир. Возможно, прекрасный конвоир.
– Теперь я понимаю, почему в сортире хостела висит объявление «Дорогие пионеры, просьба бумагу и другие предметы в унитаз не бросать», – сказал он, выходя и машинально пробегая пальцами молнию ширинки. – Городские канализационные сети не рассчитаны на такую нагрузку. Сколько вас тут? Сто? Двести? Больше? Кстати, вы платите за коммунальные услуги?